Сильнее страха
Шрифт:
— Что вы такое говорите! Он действительно у меня побывал?
— Это получилось у него гораздо проще, чем у меня, мне даже стало обидно.
— По крайней мере, это доказывает мою правоту.
— Слушай внимательно, Сьюзи. До сих пор твой проект оставался тайной, потому что ты никого в него не посвящала, а также потому, что кое-какой защитой тебе служило твое дилетантство. Но если ты посвятишь во все такого типа, как этот Стилмен, то он все перевернет вверх днем. Сомневаюсь, что ты долго будешь оставаться в тени своей марионетки.
— Придется
— Но не знаешь, что и где искать.
— Для этого у меня есть вы.
— Видимо, мне тебя не переубедить?
— Я ничего не смыслю в паштетах для кошек, но, по-моему, розовая банка выглядит аппетитнее. — Она сняла с полки приглянувшуюся упаковку и протянула Кнопфу.
— Ладно, тогда хотя бы прислушайся к совету, коль скоро мы завели речь о кошках: хватит играть с ним в кошки-мышки, растолкуй ему, что к чему, расскажи то немногое, что знаешь.
— Еще рано. Я поняла его психологию: навязать ему сюжет никто не сможет. Он должен сам его выносить, иначе ничего не получится.
— Яблоко от яблони недалеко падает… — пробормотал Кнопф.
— Вы отлично меня поняли. До свидания.
Кнопф отнес на кассу кошачий паштет, положил на прилавок перед Али три доллара и удалился.
Спустя пять минут Сьюзи тоже вышла из лавки и зашагала в темноте к дому Эндрю.
— Что бы ты ей сказал, если бы она нас заметила? — спросил Саймон у Эндрю. — Что мы выгуливаем собачку?
— Какая она странная!
— Что в ней странного? Ну, любит человек подремать перед телевизором! Ты сказал ей, какие батарейки нужны для пульта, вот она и вышла их купить.
— Возможно.
— Ну что, идем?
Эндрю еще раз покосился на бакалейную лавку и зашагал за другом.
— Пусть она даже сказала неправду о том, когда приехала в Нью-Йорк, — ничего страшного. Наверное, у нее есть на то свои причины.
— Сегодня вечером не только она врала напропалую. С каких это пор ты перестал быть холостяком?
— Я солгал ради тебя. Я заметил, что приглянулся ей, но понимаю, что она — женщина в твоем вкусе. Это очевидно, достаточно увидеть вас рядом. Хочешь знать, что я обо всем этом думаю?
— Не уверен.
— Твое параноидальное отношение к ней объясняется тем, что она тебе нравится, но тебе не хочется себе в этом признаваться.
— Я знал, что не захочу тебя слушать.
— Кто из вас двоих завязал разговор при первой встрече?
Эндрю не ответил.
— Вот видишь! — Саймон развел руками.
Бредя через Уэст-Виллидж, Эндрю раздумывал, насколько его друг близок к истине. Потом он вспомнил мужчину, вышедшего от Али незадолго до Сьюзи. Эндрю был готов поклясться, что встречал его в библиотеке.
Назавтра,
— Я кое-что проверил по вашей просьбе, — сказал он. — Результаты вас вряд ли удовлетворят.
— Слушаю вас.
— В начале года к нас поступила молодая американка, пострадавшая при несчастном случае на Монблане. Одна наша медсестра припомнила, что у нее было сильное переохлаждение и серьезные обморожения. На следующий день пришлось прибегнуть к ампутации.
— Что ей ампутировали?
— Пальцы. Классический случай. Вот только не знаю, на какой руке.
— Похоже, у вас в историю болезни заносят самый минимум сведений, — не сдержавшись, проворчал Эндрю.
— Как раз самые исчерпывающие! Вот только личное дело этой пациентки куда-то подевалось. Зима выдалась суровая, пострадавшие лыжники, туристы и автомобилисты поступали сплошным потоком, а у нас, признаться, как раз возникли проблемы с персоналом… Видимо, при переводе ее личное дело передали вместе с больничной картой.
— Какой перевод?
— Та же медсестра вспомнила, что за несколько часов до операции ее забрал на арендованной «скорой помощи» родственник. Они поехали в Женеву, где уже ждал самолет, чтобы доставить ее в США. Мари-Жозе говорит, что возражала против ее отъезда, так как ампутацию нужно было произвести как можно скорее. Но сама пострадавшая, пришедшая в сознание, настаивала, чтобы операцию сделали у нее на родине. Мы не имели права ее удерживать.
— Насколько я понимаю, вам неизвестно даже ее имя?
— Увы, нет.
— Вы не находите это странным?
— Нахожу… А вообще-то нет: я же говорю, в такой спешке…
— Личное дело пострадавшей улетело вместе с ней, вы уже объяснили. Тем не менее вы должны были получить оплату за оказанные ей услуги. Кто заплатил?
— Эта информация тоже находилась в ее личном деле.
— Разве перед вашей больницей нет камеры наблюдения? Хотя нет, глупый вопрос, зачем камеры при входе на конвейер…
— Извините?..
— Нет, ничего. А нашедшие ее спасатели? Неужели они не обнаружили при ней никаких документов?
— Представьте, я подумал о том же самом. Я даже позвонил в жандармерию, но ее нашли не жандармы, а горные проводники. Она была в критическом состоянии, они эвакуировали ее, не теряя ни минуты. Интересно, вас занимает качество предоставляемого нами лечения или судьба этой женщины?
— Как вы сами считаете?
— Раз так, прошу меня извинить: на мне целая больница!
— Да уж, вам не позавидуешь! Поблагодарить Эдгара Ардуэна Эндрю не успел: в трубке послышались гудки.
Эндрю так озадачил этот разговор, что он, так и не войдя в библиотеку, спустился по лестнице на уличный тротуар. Сьюзи, наблюдавшая за ним с верхней ступеньки, видела, как он удаляется по 42-й улице.