Сильнее страха
Шрифт:
— А если им этого покажется мало? — задумчиво пробормотала Сьюзи.
— Если они упрутся, то мы поменяем стратегию. Используем твоего журналиста, он опубликует документы, после чего бояться будет уже нечего: они тебя не достанут.
— Почему не сделать этого сразу?
— Потому что это навсегда превратит твою бабушку в изменницу. Я бы предпочел до этого не доводить. Но если придется выбирать между дипломатическим инцидентом, даже серьезным, и твоей жизнью, то я не буду долго раздумывать.
Сьюзи повернулась
— Значит, она действительно была виновата?
— Это как посмотреть. Виновата — в глазах тех, кто нами управлял. Но спустя пятнадцать лет мир поумнел, и мы подписали договор о разоружении. С 1993 года сотни наших славных Б-52 ржавеют под солнцем Аризоны, хотя, конечно, их сняли с вооружения только для вида: ведь им на смену пришли ракеты…
— Почему вы не рассказали мне всего этого раньше, Кнопф?
— Разве ты стала бы меня слушать? Я пытался, но ты боготворила бабку. Матильда не была нормальной матерью, вот ты и превратила Лилиан в образец для подражания. Или ты думаешь, мне следовало еще глубже загнать нож в нежное детское сердечко?
Сьюзи окинула взглядом парк. Зима лишила его красок. Немногочисленные гуляющие шагали торопливо, пряча руки в карманы, а головы — в воротники.
— Я рисковала жизнью в горах, из-за меня погибли три человека, одному из которых было от силы двадцать, — и все ради того, чтобы доказать ее невиновность, а теперь вы предлагаете мне безумствовать дальше — ведь вы сами называете это безумием! — чтобы предъявить доказательства ее вины… Какая ирония судьбы!
— Боюсь, как бы ваша семейная сага не оказалась еще более увлекательной! Где твой приятель-журналист?
— Отчитывается перед своей главной редакторшей.
— Знаю, это не мое дело, но между вами что-то было?
— Это и вправду не ваше дело. Вы, так хорошо знавший Лилиан, слыхали когда-нибудь о месте, куда она иногда водила Матильду тайком от мужа?
Кнопф почесал подбородок.
— У твоей бабки был целый вагон секретов. Ты же была на озере и получила тому доказательство.
— С кем ей изменил мой дед?
— Видишь, ты всегда за нее вступаешься! Лучше вернемся к твоему предпоследнему вопросу: мне приходит в голову всего одно местечко. Лилиан была страстной любительницей джаза, тогда как ее муж не признавал ничего, кроме оперы и кое-какой симфонической классики. Джаз был для него всего лишь варварской какофонией. Когда твоя бабушка садилась за пианино, он заставлял ее закрывать все двери и играть как можно тише. Эдвард каждый месяц ездил по делам в Вашингтон, и Лилиан пользовалась этим, чтобы утолять свою страсть в знаменитом джазовом клубе на Манхэттене, кажется, он назывался «Вэнгард». Правда, не припомню, чтобы она брала туда твою мать. А почему ты об этом спрашиваешь?
— На острове мы нашли письмо Лилиан
— Что еще было в этом письме?
— Только слова любви матери к дочери. Она знала, что ей грозит опасность. Это подобие завещания.
— Если не возражаешь, я бы тоже с ним ознакомился.
— Принесу в следующий раз, — пообещала Сьюзи. — Спасибо, Арнольд.
— За что? Я ничего не сделал.
— За то, что всегда были рядом, что вы такой, что я всегда могу на вас положиться.
Она встала и чмокнула Кнопфа в щеку. От этого проявления нежности он даже покраснел.
— А этот Колман что-нибудь вам рассказал перед смертью? — спросил он, тоже поднимаясь.
— Нет, мы пришли слишком поздно.
Она зашагала прочь от него по аллее, один раз обернулась и послала ему воздушный поцелуй.
Эндрю ждал ее в баре отеля. Перед ним стоял полупустой бокал.
— Это первый, и тот я не допил, — похвастался он.
— Молчу. — Сьюзи села на табурет, схватила бокал и попробовала содержимое. — Как ты можешь пить такую горечь?
— Дело вкуса. Беседа прошла успешно?
— Как посмотреть! Моя бабка была предательницей, — начала Сьюзи. — Того предательства, в котором ее обвиняли, она не совершала, тем не менее она замышляла измену родине.
— Как поживает твой ангел-хранитель?
— Хорошо, только он, кажется, врет.
— Бедняжка, одно разочарование за другим!
Сьюзи влепила ему пощечину и допила его бокал.
— Ты тоже врун. Вижу по глазам и чую по дыханию, что ты пил. Этот бокал — какой по счету?
— Четвертый, — подсказал бармен, вытирая стойку. — Что будете, мэм? За счет заведения.
— «Кровавую Мэри»! — сказала Сьюзи.
Эндрю скорчил брезгливую гримасу.
— Кнопф спрашивал, узнали ли мы что-нибудь от Колмана. А я, между прочим, не называла ему фамилию парня.
Бармен поставил перед ней «Кровавую Мэри» и удостоился от Эндрю негодующего взгляда.
— Тебе нечего сказать? — удивилась Сьюзи.
— Я тебя предупреждал и насчет бабки, и насчет Кнопфа. Только, чур, без рук!
— Кнопф нам не враг, что бы ты ни думал. Он не все мне говорит, но в его ремесле тайна — это оружие.
— Ты узнала от него что-нибудь еще?
— Да, теперь я знаю, какими документами завладела моя бабушка. Деньги ее не интересовали, она была идеалисткой. Хотела, чтобы Пентагон перестал устанавливать ядерные ракеты в лесах Восточной Европы. Это и есть главная загадка операции «Снегурочка».
Эндрю жестом велел бармену налить ей еще.
— Ты тоже с каждым днем все сильнее меня удивляешь, — продолжала Сьюзи. — Я сообщаю ему небывалую сенсацию, а у него такой вид, словно она интересует его не больше, чем прошлогодний снег!