Сильнейшие

Дильдина Светлана

А вчера Соль смущенно подбежала к нему — и набросила на плечо вышитый тканевый пояс. Так на севере женщины избраннику отвечают.

«Она искусная вышивальщица», — подумал Тахи, рассматривая узор, касаясь пальцами. В нем переплетались ветви и порхали птицы-кауа.

…Из Асталы пришли с миром — подтвердить, что не претендуют на земли близ речушки Акаль; знали, что золота там — поманить доверчивых. Золото любит южан, а над эсса смеется.

Мужчины разговаривали как равные, не как слуга с высшим — они ведь и почти ровесниками были, Тахи лишь немного

моложе. И… Уатта считал Тахи своим другом.

— Я не вернусь в Асталу.

— Ты хочешь остаться с этой северянкой? — Уатта Тайау только выглядел спокойным и невозмутимым. На юге бы мало кто осмелился вот так стоять и нагло смотреть в лицо Сильнейшим, как Тахи сейчас.

— Я не просто хочу, я останусь с ней.

— Может, еще наймешься на службу к эсса?

— Я не нужен им и они — мне.

Тахи знал — силой никто его удерживать не станет, да и не удержит. А убивать — тем более неразумно. Даже если Уатта даст волю гневу, все равно не убьет — у северян-то, показав тем самым, что нет на юге мира промеж своими? Никогда посланник не совершит столь неразумный поступок.

— Ты бы мог стать помощником моим сыновьям, — заметил Уатта, и отсвет заката лежал на его лице, приветливом и веселом обычно.

— Они еще слишком малы — им нужна не свита, а няньки. Я не гожусь.

— Почему нет? Старшему девять, не маленький. Когда-нибудь он заставит север говорить о себе.

— Когда-нибудь весь этот мир изменится необратимо.

— На что ты надеешься, Тахи? Вы станете изгоями. Никто вас не примет. А дети, если будут, окажутся лишенными силы — только среди дикарей жить.

— Мы проживем и одни.

— Глупо, Тахи, — Уатта поднялся, заходил по комнате. Широкое полотняное одеяние заструилось за ним — ветрено было в Тейит в этот месяц. — Если и находятся безумцы, желающие уйти, их потому и отпускают свободно — в одиночку не выжить. Или ты желаешь увести с собой бедняков в подспорье? Тогда вас убьют. Заберешь северных — убьют северяне. Наших — я сам возглавлю отряд против тебя.

— Не беспокойся, — рот искривился в усмешке, — Только я и Соль.

— И не стыдно сознавать, что твои потомки, если будут, родятся никчемными?

— Надеюсь, они будут людьми. А сила… не самое важное. И без нее живут и счастливы.

— Иди, — сухо сказал Уатта. — Нам не по дороге. Умирайте в лесу, в грязи.

Тахи только усмехнулся краешком рта. Шагнул к двери, поправляя черные кожаные ножны на поясе.

— Тахи! — не выдержал Уатта. — Ну, куда ты, зачем?!

Тот остановился, и натянутость, только что сквозившая в чертах и голосе, исчезла:

— Тебя ждет твоя женщина. Ты любишь ее. Ты-то хоть пойми…

— Не понимаю, — негромко, чуть ли не обреченно проговорил младший посол. — Безумцы тянутся к звездам, но ты — к их отражению в луже.

— Северяне тоже любят звезды, — задумчиво откликнулся Тахи, отвечая не Уатте — собственным мыслям. — Для эсса они не огонь, а капли дождя… драгоценные камни. Говорят, дождь идет вечно, но каждая

капля летит долго-долго, и только кажется неизменной. У нее впереди вечность. А у нас вечности нет.

Тахи подозревал, что именно младший посол направил к нему Утэнну. Словно теплую ладонь к сердцу прижали — все-таки Уатта по-настоящему друг. Вот и проверил невольно. Как раз перед тем, как расстаться.

Лениво говорил Утэнна, словно о пустяках, давно не имеющих смысла. В волосах много весен назад проглянули белые нити, но сам выглядел моложе.

— Я тоже пойду. В Астале от меня мало проку, а в лесу польза будет.

Поднял руки — ладони широченные, словно лапы горного медведя, и сам на медведя похож, и голос низкий, рычащий.

— Астала — грызутся все, и тут, на севере, друг друга съесть готовы. К старости хочу подыскать себе спокойное место.

Тахи не сдержал невольного презрения — промелькнуло в чертах, и Утэнна заметил. Плечами пожал — что ж, не новость, что его в свите лишь за телесную мощь держат, а иной силы у него никогда не было.

— Ты вправду считаешь, что нас ждет спокойная жизнь? В лесу, где тахилика с ихи — не самые опасные твари?

— Я среди опасных тварей пятьдесят весен прожил, — ответствовал Утэнна, — Да и кто из уроженцев Асталы над своей жизнью дрожал?

— И не противно будет жить рядом с северянкой?

— Девочка как девочка, только тощая и бесцветная, даром что кожа смуглая. Из этих северян словно все краски выжали.

Тахи переплел пальцы. Отпустят этого горного медведя или нет? Не особо он нужен Араханне. Но, если силач с ними уйдет, шансов выжить у отказавшихся — больше. Разве такое понравится детям юга и севера? И еще… сам должен понимать, не маленький. Но не сдержался:

— Послушай, Араханна не Уатта. Даже если сделает вид, что отпустил — получишь дротик в спину.

— У северян? Нет. А в лесу затеряемся раньше, чем они обратно поедут.

На это нечего было возразить. В душе уже согласие дал, просто спешить не хотел — мало ли. Погоня, если такая будет, никого не оставит в живых. Но вряд ли будет. Силы у Соль и Утэнны нет, а сам он умеет прятаться. В крайнем случае, за собой уведет южан, собьет со следа. А по-настоящему умелых уканэ не станет Араханна посылать за бывшим спутником, пожилым уже — кому нужен?

— Ладно, только повода не подай заподозрить, что хочешь уйти.

— Не маленький, — буркнул тот, и смешно это вышло — словно ручной медведь проворчал, добродушный, но грозный.

А вечером, когда небо окутали две вуали из паутины, розовая и серая, ждал неприятный сюрприз. И любимая его преподнесла.

— Они с нами пойдут, — Соль кивнула на молодую пару. Стояли плечо к плечу, за руки держась, и казались совсем детьми, хоть и были постарше Соль.

— Зачем?

— Родители против их союза, — немного смутилась Соль. Тахи мог многое ответить, но сдержаться сумел. Не хватало еще потерять Соль, не успев обрести.