Сильнейшие

Дильдина Светлана

— Они знают, что значит для нас Род, пойми. Он погиб, танни. Ты хочешь бросить всех остальных… Не мне говорить об этом — Род Тайау стоит и на моей дороге, но все же оглянись! Ахатта немолод, тебе вести!

Огонек возник в проеме. Къятта обратил на него внимания не больше, чем на ползущего по полу жучка.

— Позвольте мне…

Не глядя, Къятта направил удар чекели туда, где Огонек стоял только что. Убрать помеху, не более — весь его гнев ушел на другое.

Шиталь успела раньше — сильно толкнула мальчишку

вбок. Белая молния опалила волосы Огонька.

Нет бы промолчать, но безумные духи в очередной раз овладели полукровкой. Из-под рук Шиталь, пересохшими губами он произнес:

— Погибли люди на вашем руднике, и ты хочешь уничтожить еще сотни ни в чем неповинных рабочих ради того, чтобы стало легче? Ты упустил время, когда твой младший был иным. Вот почему ты хотел моей смерти. Ты управлялся с ним-зверем лучше любого другого. Ты знаешь зверей… Но он еще и человек. А с человеком лучше мог договориться я…

— Выйди, — приказал тот, кинув на Шиталь горячечный взгляд. Огоньку не ответил.

— Но… — начала было женщина.

— Уходи прочь! — Къятта и голоса не повысил вроде, только Шиталь шагнула за порог, а Огонек прижался к стене.

Къятта развернулся к подростку и смотрел на него в упор. Все старые страхи всплыли в душе Огонька, но тот не опустил головы; теперь-то какая разница? Умирать слизняком… нет уж!

Слова прозвучавшие не сразу смог осознать. Но они тоже не давали надежды.

— Хорошо, что я не убил тебя сейчас. К тебе у меня особый счет.

— Он вел меня через Пламя. — Огонек не отворачивался, — Ты и впрямь… держал его при себе за зверя. Иначе желания брата хоть что-то значили бы для тебя.

— Значили, — волной прокатился темный голос, — Разумные. Видишь ли, крысенок, любить — не значит потакать во всем. Этого малыш так и не понял… Иначе ты не стоял бы здесь. Стал бы пеплом еще там, в долине Сиван. Он был твоим щитом — во вред себе.

Голос Къятты изменился, стал удивленным:

— Щит из огня и металла, чтобы оградить былинку, одну из многих!

— Я просто был его другом. Если тебе известно это слово.

— Хорошо мыши дружить с энихи, — Къятта наклонил голову, желтые глаза потемнели. — Удобно. Скажешь, что многое давал взамен?

— Сейчас я жалею о том, что дал очень мало. — Огонек понял, что еще слово, и разревется, как младенец двух весен от роду.

— Крысенок, — прошептал Къятта, с презрением взглянув на мальчишку. Жесткие пальцы впились в плечо:

— Как сильна ваша связь?

— Я не… — Огонек вспомнил про северян. Отчаянно взглянул в глаза хищника. — Я никогда…

— Заткнись, идиот! Связь айари и чимали! Ты хоть когда-нибудь чувствовал его?

— Нет. — Огонек пробовал собрать мысли в единое целое. Он готов был к смерти… почему Къятта задает вопросы? — Да… Я чувствовал, что он испытывает. Больше, чем с остальными людьми.

— Он жив? — казалось, еще немного, и пальцы попросту переломят кость.

— Я не знаю! — взмолился Огонек. — Как я могу…

— Иди к нему.

— Куда??

На север?

— Недоумок. К его Огню. Вспоминай! — Къятта хлестнул мальчишку по щеке.

— Я не могу! Я не знаю, как!

— Как ты лечил этих уродов с севера? Откуда брал Силу? — Встряхнул Огонька, так, что у того зубы стукнулись друг о друга. — Ну?!

Огонек пытался собраться с мыслями, с чувствами, хоть с чем-то, что поможет ему. Сейчас он и сам не понимал, хочет он исполнить приказ, чтобы спасти себя, или чтобы узнать о друге… и почему это не пришло в голову раньше! Ведь если порезанный знак… если стало столь плохо… но ведь нарушен узор, и теперь что-либо разобрать сложно. Опытный смог бы, а полукровка… В мозгу словно камни сталкивались, мешая слышать и думать. А янтарные глаза прожигали его насквозь, вызывая почти физическую боль, и бесполезными, жалкими были все усилия.

— Он жив! — выкрикнул Огонек, и собственный голос отозвался в ушах, словно скрежет.

— Что с ним?!

— Я не знаю! Больше я ничего не могу! Но он жив!

Огонек отлетел к стене, ударившись затылком. Когда сумел собраться, и перестали плавать искры перед глазами, понял — Къятты в комнате нет. Но подросток не успел облегченно вздохнуть — вошла Шиталь.

— Подслушивать нехорошо, — она присела на корточки перед мальчишкой, — Но полезно. Почему ты соврал?

— Ала? — растерянно проговорил Огонек.

— Даже не отрицай. Я видела твое лицо — да, я еще и подглядывала. Ты ничего не смог.

— Но… — подросток оглянулся — не появился ли Къятта.

Шиталь кивнула:

— Он поверил бы и птице-пересмешнику. Он слишком хочет услышать то, что ты и сказал.

Огонек молча смотрел на красивую женщину, понимая, что впервые не испытывает неприязни к старшему из внуков Ахатты.

— Идем со мной, — протянула руку, не по-женски сильную. Помогла встать. — Здесь ты погибнешь еще до заката.

— Мне все равно…

— А мне нет.

* * *

Тевари смотрел в чашку с темным настоем из кленовых почек, а видел Совет. Шиталь рассказала так — будто сам побывал. Все поверили, что эсса были здесь — доказательства Къятта представил. И все согласились, что, если Кайе не погиб на реке, его забрали живым. Кое-кто предположил — северяне поплатятся за собственную неосторожность. Как бы ни поплатиться нам, возразил Тарра. Если уж эсса пробрались в Асталу, они знали, на что идут, и взяли мальчишку не для собственной гибели.

— Если он жив, нам надо спасать Асталу, — глухо сказал один из Кауки.

— Еще есть время спасти его.

— А может, они предъявят условия? — нерешительно сказала Улине, мать Иммы.

— Бред, — отрезала Тумайни.

Тогда Ахатта поднялся. Горькими были слова.

— Он был нашей надеждой. Но я буду молиться хоть Бездне, чтобы он на самом деле погиб. Мы лучше северян знаем, что он на самом деле такое.

Ему ответил голос среди полной тишины:

— Ничего ты не знаешь. Он — мой.