Сильнейшие

Дильдина Светлана

— Нет. Но голова дана человеку, чтобы ей думать хоть иногда. Убийство необратимо — или ты нашел способ воскрешать мертвых?

Лачи кликнул стражу и распорядился:

— Перенесите мальчишку под барельеф. Я приду сейчас и разбужу камень, если тот не проснется сам.

— Что ты задумал? — настороженно спросил Лешти.

— Посмотрим.

* * *

Первое, что ощутил — слабость. Не просто слабость, а такую, словно из тела тянут жизнь, как, по легендам, тянет соки человека головоног. Открыл глаза, вздрогнув —

над телом и головой нависал барельеф. Каменное головоногое чудовище с клубком щупалец — в свете факелов его было видно отлично.

Ничтожнейшее движение вызвало приступ тошноты. Голова закружилась, перед глазами поплыли пятна. И слабость усилилась… жуткое, сосущее чувство. Саму сущность его вытягивали из-под кожи. Грудь была словно придавлена массивной плитой. Дышать… тяжело. Кайе попробовал вдохнуть глубже — это вызвало новый прилив слабости и тошноты.

Такого не испытывал никогда. Предпочел бы любую боль, ее сумел бы перенести спокойно… но боли не было.

Тогда он испугался — второй раз за всю жизнь… но то, что испытывал на реке, в детстве, не шло ни в какое сравнение с этим ужасом.

Скосив глаза, огляделся, безуспешно пытаясь противиться каменному чудовищу. Тот еще туже затянул невидимые петли. Но Кайе успел кое-что увидеть. Он лежал на чем-то вроде жертвенного стола — плита с головоногом нависала над ним, но остальной потолок был выше. Руки и ноги свободны. Свободны… попробуй, встань.

Он и попробовал.

На пару ударов сердца потерял сознание. Когда очнулся, услышал голос. Женский, прохладный.

— Лежи спокойно. Чем больше двигаешься, тем сильнее он тебя держит.

— А перестану — отпустит? — издевка в голосе звучала, хоть и бледно. Женщина ее не поняла:

— Только если прекратишь дышать. Тогда он поймет, что ты действительно неподвижен.

Несколько произнесенных юношей слов вызвали новый приступ тошноты и головокружения. Кожа стала влажной. Гостья равнодушно заметила:

— Ты и в самом деле, как зверушка в капкане. Дергаешься, но не думаешь. Можешь отвечать, если угодно. Можешь пытаться встать.

— Крыса… — непроизвольно шевельнул рукой, желая ударить.

— Немного ошибся. Меня зовут Элати. Вижу, ты еще не понял, чего делать не стоит. Впрочем, может быть, тебе доставляют удовольствие кольца головонога. Тогда я попрошу сжать посильнее.

Ненависть придала сил и на время отогнала страх — он мог не думать о невидимых кольцах, перед ним стояла живая женщина. Закрыл глаза, представляя, как лапа энихи отрывает голову этой твари в женском обличье. Как рвется тонкая кожа, обнажаются кости. Кровь на бесцветных волосах… горячая.

— Развлекайся, если угодно. Ему, — кивком указала на чудище, — понравится.

— Уканэ.

— Да. Мне твои мысли не кажутся забавными — примитив. На уровне зверя — впрочем, чего еще оджидать? Я напрасно рассчитывала, что ты окажешься интересней.

— Для чего меня сюда притащили?

Элати презрительно сжала

губы:

— Не для забав или пыток. Так развлекаются только у вас, у южан.

Ответная реплика готова была сорваться с языка, но Кайе понял, что не в состоянии говорить. За несколько фраз он отдал каменному чудовищу слишком много… теперь хватило бы сил дышать. И тогда он подумал… как можно отчетливей, стараясь передать не только картинку, но и ощущения. Элати поморщилась — неприятно ей все же стало.

— Тебе нужен ошейник… с шипами. Животное, — сквозь зубы проговорила она. Взглянула на каменного стража, словно приказывая стянуть кольца посильнее, и стремительно вышла.

Он снова забился, как зверь в ловушке, плохо соображая; словно намеренно пытался сделать себе хуже — лежать неподвижно было куда страшнее. А так… иллюзия того, что может одолеть кольца. Или заставить головонога убить.

Время падало тяжелыми сонными каплями, и каждая капля все медленнее, и труднее билось сердце. Тогда подле каменного ложа возник человек — северянин. Юноша не узнал его, последние силы он тратил на попытку вырваться, не понимая, что давно проиграл и лишь затягивает окончательно незримые узлы. Даже носящему имя Дитя Огня не под силу справиться с мощью гор.

Дернулся в сторону северянина, капли выступили на лице, глаза отчаянные. Лицо осунулось сильно, темными тенями обведены глаза — а ведь всего ничего здесь по времени.

— Тихо, тихо, котенок.

Шипение.

— Тихо. Ты задохнешься так… нет, сам себя не убьешь — потеряешь сознание. Надо это тебе?

Только губы шевельнулись — Лачи подумал, что ему досталось больше, чем может вынести. А мальчишка закрыл глаза и медленно начал приподниматься. Головоног нажал сильнее — но оборотень не оставил свою медленную и страшную попытку.

Лачи вспомнил, как бился о прутья пойманный волк… всю морду разбил в кровь. Пришлось прикончить его. Жажда свободы… и страх. Почему оборотень-энихи должен отличаться от обычного зверя?

Северянин шагнул к плите и прижал пару точек на шее пленника. По телу того прошла судорога, раскрыл глаза широко-широко; потом они закрылись — лишился чувств. Лачи ждал. Вот веки снова дрогнули. Северянин заговорил негромко, как можно мягче — ровным тоном привести в себя, дать понять, что не стоит разбивать голову о клетку. Звери чувствуют интонацию… а он еще и человек.

— Успокойся же. Я тебе не желаю зла. Слышишь меня? Ты должен меня помнить, котенок.

После долгой паузы оборотень откликнулся едва слышно:

— Я помню…

— Я пришел поговорить. Ничего не сделаю тебе — понимаешь меня? В долине Сиван ты говорил разумно.

— Клетка… — шепнул он, и сказал уже связно: — Там я не был в клетке…

— Что делать, — спокойно сказал северянин. — Свободу тебе никто не даст. Боишься того, что нельзя увидеть? Это всего лишь сила камня, не думай об этом. В твоей крови — пламя, его тоже не видно снаружи.