Сильнодействующее лекарство
Шрифт:
— Итак, нам предлагается выбор — кому верить? Бескорыстной, приверженной своей идее Мод Стейвли или представительнице индустрии, столь обуреваемой жаждой наживы, что она регулярно убивает и калечит людей? Причем использует для этого заведомо опасные препараты.
При этих словах в зале буквально ахнули от изумления. Даже помощникам сенатора стало не по себе: их босс явно перегнул палку.
Окружающее перестало существовать для Селии.
— Сенатор, этот вопрос адресуется мне? — спросила она Донэхью язвительным тоном. — Или, может быть, ваше надуманное, безосновательное заявление
Донэхью угрожающе нацелился в Селию пальцем, как делал это в свое время, допрашивая Мейса.
— Должен предупредить свидетельницу: подобные слова в этом зале расцениваются как оскорбление конгресса.
— Не вздумайте меня запугивать! — резко парировала Селия. Ее терпение истощилось.
— Я требую пояснить это замечание, — прогрохотал сенатор.
Не обращая внимания на умоляющий шепот Куэнтина, пытавшегося ее удержать, Селия вскочила на ноги.
— Я поясню его следующим образом: вы тот, кто устраивает здесь сегодня судилище над монтейном, компанией «Фелдинг-Рот» и Управлением по контролю за продуктами питания и лекарствами, точно так же два года назад возмущались по поводу задержки разрешения на монтейн и оценивали ее как нелепость.
— Это ложь! Вот теперь, мадам, вы действительно допустили оскорбление. Я никогда не делал подобного заявления.
Селия ощутила прилив жаркой волны удовлетворения. Донэхью об этом не помнит! Это и неудивительно — ведь он так часто выступает с диаметрально противоположными заявлениями. А его помощники, должно быть, позабыли предупредить сенатора.
На столе перед Селией лежала папка, к которой до этой минуты она не притрагивалась. Она захватила ее просто на всякий случай. Достав из нее пачку газетных вырезок, скрепленных вместе, Селия прочитала ту, что была сверху:
— «Коснувшись монтейна, нового препарата, предназначенного для употребления беременными женщинами и находящегося на рассмотрении ФДА, сенатор Донэхью отозвался о нерешительности ФДА как о «явно нелепой при создавшихся обстоятельствах». Это же сообщение было напечатано и в других газетах, — сказала Селия. Затем, выдержав паузу, добавила: — Но это еще не все, сенатор. — С этими словами Селия извлекла из своей папки очередной документ.
Густо покрасневший Донэхью потянулся было к председательскому молотку. Но в это время раздался голос сенатора Джеффи, представителя оппозиционной группы подкомитета:
— Нет-нет! Пусть леди договорит. Я хочу ее выслушать.
— Вы обвиняете нашу отрасль в убийстве людей, — продолжала Селия, обращаясь к Донэхью. — В руках у меня перечень всех случаев, когда вы выступали за субсидии табачной промышленности в течение восемнадцати лет, с тех пор как стали членом конгресса. Вы ежегодно голосовали «за», когда вставал вопрос об этих субсидиях. И тем самым, сенатор, вы помогли отправиться на тот свет куда большему числу больных раком легких, чем погибло по вине фармацевтической промышленности за всю историю ее существования.
Последние слова потонули в возгласах возмущения. Ударив по столу молотком,
— Слушание откладывается!
То, что началось для Селии как суровое испытание, закончилось — по крайней мере на первый взгляд — ее личным триумфом.
В тот самый день, когда произошла ее жаркая схватка с сенатором Донэхью, основные телевизионные компании — Эй-би-си, Си-би-эс и Эн-би-си — передали эту драматическую сцену почти полностью в вечерних выпусках новостей.
Как написал впоследствии один критик: «Это был потрясающий спектакль, и телевидение продемонстрировало все великолепие своих возможностей».
На другой день газеты уделили этому событию видные места на своих полосах.
ПЫЛКАЯ ЛЕДИ КЛАДЕТ СЕНАТОРА НА ОБЕ ЛОПАТКИ — так озаглавила свое сообщение газета «Нью-Йорк таймс».
«Чикаго трибюн» придумала следующий заголовок: СЕНАТОР ДОНЭХЬЮ СЦЕПИЛСЯ С ДЖОРДАН. ТЕПЕРЬ ОН ЖАЛЕЕТ ОБ ЭТОМ.
Во всем этом деле был еще один аспект.
Суть его заключалась в следующем: журналисты довольно основательно поработали над материалом и кое-что раскопали. Вот что один из них сказал в разговоре с Джулианом Хэммондом, а тот, в свою очередь, передал Селии его слова:
— Большинству из нас стало известно о причинах отставки миссис Джордан в связи с монтейном, а также о том, что она настаивала на изъятии препарата из торговой сети, когда вернулась в компанию, не дожидаясь решения ФДА. Но никто толком не знал, как лучше «повернуть» эту информацию, вот мы и приберегали ее на потом. Как выяснилось, задержка в конечном итоге сыграла положительную роль.
В результате после схватки с сенатором в большинстве статей Селия предстала как бы дважды со знаком «плюс». Во-первых, и ее отставка из компании, и ее возвращение — теперь это стало достоянием всеобщей гласности — свидетельствовали о высоких моральных принципах. Кроме того, ее нежелание выставить себя на сенатских слушаниях в выгодном свете, свалив всю вину на бывшего начальника, говорило об удивительной лояльности.
Спустя несколько дней после возвращения из Вашингтона у Селии состоялась встреча с Джулианом Хэммондом. Вице-президент компании по связям с прессой весело влетел к ней в кабинет и тут же выложил на ее рабочий стол целую пачку свежих газетных вырезок. Через несколько минут Селии доложили о прибытии Чайлдерса Куэнтина.
Селия не виделась с вашингтонским адвокатом с тех пор, как они расстались на Капитолийском холме. Теперь он пришел, чтобы вместе с ней обсудить ряд возможных вариантов урегулирования исков, связанных с монтейном.
Вид у Куэнтина был усталый и довольно мрачный.
— Я как раз собирался уходить, мистер Куэнтин, — обратился к адвокату Хэммонд. — Мы тут наслаждались трофеями победы.
Эти слова, однако, не произвели на адвоката ожидаемого впечатления.
— По-вашему, это победа? — спросил Куэнтин.
— Конечно же! — Руководитель службы информации, казалось, был удивлен. — Разве вы так не считаете?
— Если вы так думаете, значит, страдаете близорукостью, — проворчал адвокат.
Наступившее молчание прервала Селия.