Сильнодействующее средство
Шрифт:
— И тоже нимфоманка?
— Откуда мне знать? Это же не наследственное. Или да?
— Таким вещам наука не учит, Уинник. И когда я должен идти на свидание с ее сестрой?
— То есть ты это сделаешь? — Барри обрадовался и удивился одновременно.
— Сделаю — что?
— Ну, избавишь меня от нее. Займешь ее чем-нибудь, на худой конец — потреплешься с ней здесь, в общаге, а я пока… хм-ммм… пообщаюсь с Рамоной. Так сделаешь? Будь другом, Рейвен!
— Не вопрос, — великодушно произнес Сэнди, а сам не мог поверить своему счастью.
— Конечно, гарантий
— Какое еще правое дело?
— Чтобы я потрахался, дубина!
До следующих выходных было еще четыре дня. Или девяносто шесть часов. Сэнди не представлял себе, как их переживет. Всегда почти дословно записывавший лекции, теперь он никак не мог сосредоточиться. Если так и дальше пойдет, со списком лучших студентов можно будет распрощаться.
В пятницу — накануне великого события — он разложил на кровати весь свой гардероб и обнаружил, что у него мало рубашек. Наутро он потратил десять баксов на розовый батник, который, по его расчетам, должен был сразить всех наповал. Остаток субботы Сэнди провел, наводя марафет, и к вечеру был полностью экипирован и готов к бою.
Охваченные возбуждением, двое первокурсников ждали девушек на станции метро «Сентрал-сквер».
Тут Барри заметил девчонок и шепнул приятелю:
— Рейвен, я их вижу. Будь спок. И побольше нахальства.
— С этим как раз проблемы, — признался Сэнди.
— Только не вздумай сейчас меня кинуть! — занервничал Барри. — Это мой главный шанс!
Изо всех сил стараясь сохранять хладнокровие, Сэнди все же не удержался и краем глаза глянул на ту, которая могла привнести некоторые чувственные удовольствия в его отшельническую жизнь.
Марджи была невысокая и худая, но в целом выглядела вполне сносно. Во всяком случае, с расстояния тридцати шагов.
По неведомой причине эта тощая Марджи не сводила с него глаз. Все время, пока сестра знакомила их друг с другом, она пристально изучала Сэнди.
Тот почувствовал себя польщенным и ощутил прилив уверенности в себе. Потом Марджи что-то шепнула сестре, та отозвала Барри в сторонку и перебросилась с ним парой слов. Барри прокашлялся.
— Послушай, Рейвен, надо поговорить, — прохрипел он. — Давай отойдем.
Молодые люди отвернулись, и Барри пробормотал:
— Сэнди, прямо не знаю, как тебе и сказать.
— Все в порядке, Уинник. Я вижу, она не красавица, но раз я обещал…
— Нет! — резко оборвал приятель. — Ты не понял.
— А что тогда?
— Она не хочет с тобой идти.
— Как это?
— Понимаешь, я ей наговорил, что ты дивный парень, и все такое… Но Марджи отказывается. Она хочет, чтобы я вызвал дублирующий состав.
— Ты это о чем?
— Я подстраховался. Договорился на всякий случай с Роджером Ингерсолом. Он сидит на телефоне.
— Что? — не выдержал Сэнди. — Ингерсол?
Ему стало
— Рейвен, ну пожалуйста, — взмолился Барри. — Я должен использовать этот шанс. Будь человеком, выйди из игры. Сходи в кино, что ли. Я тебе дам на билет.
Сэнди зло взглянул на Марджи и подумал: «Ах ты, дрянь! Бессердечная маленькая дрянь! Я что, такой противный? Выходит, что так».
— Хорошо, Уинник, — пробурчал он, чуть не плача. — Я ухожу.
Печально он побрел в ночь, оплакивая безвременную кончину внезапно обретенной уверенности в себе.
Ночью в его дверь постучали. Стучали громко и как-то судорожно. Сэнди открыл. Перед ним стоял Барри, похожий на бешеный огурец.
— Пришел сказать, что все в порядке, старик. Все прошло «на ура». Ингерсол приехал, Рамона дала. Роджер, конечно, хвалится, что дошел с Марджи аж до третьей стадии, но думаю, врет. Я просто хотел сказать тебе, чтоб не волновался.
— Хорошо, Барри. Спасибо, что сказал.
Сэнди закрыл дверь. Барри пробормотал:
— Да, Рейвен. Спасибо тебе, что понял.
«А вот это ты брось, Барри, — с горечью подумал Сэнди. — Ни черта я не понял».
14
Адам
За четыре года, прошедших с его назначения завлабом, Адам Куперсмит стал, фигурально выражаясь, отцом без малого двух сотен детей. Он лечил женщин с привычными выкидышами по своей методике, применяя большие дозы природного прогестерона, и ста семидесяти четырем таким больным удалось родить нормальных, выношенных детей.
Некоторые из счастливых пар даже начали приписывать Адаму чудодейственные способности. Многие женщины в него так уверовали, что и слышать не желали о том, чтобы в последующие беременности наблюдаться у другого доктора.
Коллеги регулярно направляли к Адаму своих «безнадежных» больных. В таких случаях он назначал серию лабораторных исследований, прежде всего собственного изобретения, чтобы установить, не вырабатываются ли в организме женщины эмбриотоксины.
Конечно, не ко всем женщинам можно было применить его гормонотерапию, но во многих случаях научная интуиция наводила его на малоизвестные нарушения, препятствовавшие вынашиванию беременности. Как бы то ни было, в результате бесплодные прежде женщины становились счастливыми мамашами.
И все же, как ни печально, оставались такие, которым родить долгожданного ребенка не помогали никакие усилия медицины. Такие неудачи Адам переживал как личную беду. И лица этих несчастных женщин преследовали его и днем, и ночью.
Одной такой парой были профессор Дмитрий Авилов с женой, недавно переехавшие из Советского Союза.
Раньше Авилов работал в Академии наук СССР и достиг в своей области — это была генетика — таких успехов, что на протяжении нескольких лет его склоняли к эмиграции научные учреждения сразу нескольких стран Запада. Никакой политической подоплеки тут не было — речь шла лишь об условиях для научной работы, несравнимых с тем, что были в СССР, и заманчивых «капиталистических» заработках.