Сильные мира сего

Дрюон Морис

– Дорогой Люсьен, позволю себе заметить, что твой вклад может в конце концов иссякнуть, – сказал Адриен Леруа, который был всего лишь на полтора года моложе своего дяди и держался с ним скорее как двоюродный брат, а не как племянник. – Не забудь, что неудачная кампания против Шудлера, в которую ты соблаговолил втянуть и нас, нанесла ущерб твоему капиталу. Ты, конечно, помнишь, сколько выбрал денег за прошлый год, в частности во время твоего пребывания в Довиле, – ты немало истратил уже и в этом году. Не заводи себе слишком много детей, мой милый,

не советую! Ты, конечно, и без меня знаешь, что среди финансистов у тебя имеются не только друзья, и если в один прекрасный день возникнут затруднения…

– Какие затруднения? Какие враги? – вскипел Моблан. – Ты имеешь в виду Шудлера? Теперь мне на него наплевать.

Затем он насмешливо спросил:

– Скажи, пожалуйста, мой милый Адриен, ты, видно, совершенно уверен, что умрешь позже меня? Иначе с чего бы ты так заботился о моих интересах?

Две недели спустя Моблан с букетом роз в руках встречал на Лионском вокзале Сильвену.

Она вышла из вагона в сопровождении «подруги», которая несла на руках двух младенцев.

У Сильвены был цветущий вид.

– Я очень быстро поправилась, – прощебетала она.

– Так вот они какие, эти милые крошки! – воскликнул Люлю, щекоча своим кривым указательным пальцем щечки близнецов. – Как! Тут мальчик и девочка? Выходит, я не понял, я думал – оба мальчики.

– Да нет же! Ведь я писала уже в первом письме: девочку зовут Льюсьенна, в твою честь, а мальчика – Фернан, в честь его крестной матери Фернанды. Оказывается, ты не читаешь моих писем!

– Как ты можешь так говорить, моя крошка! Я их читаю внимательнейшим образом. Но ведь ты все время говорила о них во множественном числе, ты постоянно писала «близнецы», «близнецы»… Со дня получения телеграммы эти близнецы в моем представлении так и остались мальчиками. А вы, мадемуазель, – обратился Люлю к «подруге», – выглядите хуже, чем перед отъездом.

У несчастной Фернанды в горле комком стояли слезы, она судорожно прижимала к груди двух своих младенцев, которых ей предстояло через несколько минут окончательно потерять; подавляя волнение, она силилась улыбнуться.

– О, знаешь, Люлю, Фернанда вела себя чудесно, – поспешно вмешалась Сильвена. – Она так заботилась обо мне, так ухаживала за мной, совсем себя не жалела.

Они шли вдоль перрона: впереди – Сильвена под руку с Люлю, позади – Фернанда с младенцами. Моблан и Сильвена напоминали супружескую чету, возвращающуюся из церкви после крещения детей.

В такси Люлю спросил:

– Надеюсь, ты не собираешься их сама кормить?

– О нет! У меня не хватит молока, – ответила Сильвена.

У дверей своей квартиры Сильвена четырежды облобызала Фернанду, взяла у нее из рук близнецов и сказала:

– Спасибо за все, дорогая! Ты была для меня сущим ангелом. Не знаю, что бы я без тебя делала. Обязательно позвони мне завтра утром.

Няня, которую по просьбе Сильвены наняла Анни Фере для ухода за детьми, уже ожидала хозяйку. Утром из фешенебельного магазина «Труа картье» прислали две

колыбели – одну розовую, другую голубую.

С полчаса Сильвена хлопотала вокруг младенцев: распоряжалась, куда поставить колыбели, давала указания няне, назначала часы кормления; а в это время горничная, ломавшая себе голову над тем, как ей теперь обращаться к хозяйке – «мадемуазель» или «мадам», – распаковывала чемоданы.

Наблюдая всю эту суету, Люлю довольно улыбался, покорно сносил, когда его кто-либо задевал локтем, и, просовывая руку за пристежной воротничок, то и дело поглаживал шею.

Когда мало-помалу в доме все наладилось, Сильвена уселась в кресло и спросила горничную:

– Есть еще в доме виски? Есть? Отлично, принесите.

Она налила Люлю и себе, а затем сказала, поднимая бокал:

– Впервые за шесть месяцев разрешаю себе выпить… А знаешь, милый Люлю, в общем, иметь детей – не так уж плохо! Хотя случались дни, когда мне было совсем не до смеха, поверь.

– Ты сильно страдала?

– А как ты думаешь? Кажется, я так кричала, что слышно было во всей деревне. Второй появился на свет только через четыре часа после первого.

– Бедная крошка! – проговорил Люлю, не переставая улыбаться.

Затем он вытащил из внутреннего кармана пиджака длинный конверт и протянул его Сильвене со словами:

– А вот и то, что я тебе обещал!

– Мне думается, я это вполне заслужила, – проговорила Сильвена, в свою очередь улыбаясь.

Она взяла конверт, вскрыла его, взглянула на извещение из банка Леруа и красивую чековую книжку в кожаном футляре. Улыбка сползла с ее лица.

– Как? Только один? – спросила она.

– Что один?

– Один миллион!

– Ну конечно, – буркнул Люлю.

– Нет, милый Люлю, так не пойдет, – возмутилась Сильвена. – Ведь ты обещал мне миллион, если я тебе подарю ребенка. Я же подарила тебе двух. Стало быть…

Люлю нахмурился, покачал головой, выпустил изо рта колечко дыма.

– Вот если ты их официально признаешь своими детьми, – снова заговорила Сильвена, – если ты их признаешь, тогда другое дело.

– Нет… Нет… Во всяком случае, не сразу. Я не хочу, чтобы вся семья ополчилась на меня. Но я подумаю, подумаю. И в один прекрасный день без лишнего шума сделаю это…

– Не рассказывай мне сказки! – раздраженно заявила Сильвена, принимаясь шагать по комнате взад и вперед. – Если ты их немедленно не признаешь, тогда – по миллиону на каждого ребенка. Я не отступлюсь. Никогда нельзя знать, что может произойти с нами. Я обязана обеспечить их будущее. Не то смотри, я тебе их подкину, и выпутывайся как знаешь… Ты просто не хочешь понять, что значит воспитать двух детей! Я родила их, чтобы доставить тебе удовольствие…

В конце концов Люлю уступил, подумав про себя: «А в общем, не такая уж это большая для меня сумма! Сколько денег я растратил по пустякам! На сей раз, по крайней мере, существуют дети. А потом я заключу выгодную сделку с хлопком и верну всю сумму».