Сильный ход
Шрифт:
– Ну и место она нашла, дыра какая-то, не могла ничего лучше предложить, что ли? – брезгливо подумал Павел Васильевич и кликнул официанта. Рабочие перестали ругаться и удивленно посмотрели в его сторону, наверное, впервые заметив. Официант лениво подошёл, смахнул крошки со стола грязным полотенцем и спросил с акцентом северных народностей:
– Что пожелаете, однако? Оленина сушёная, чавыча слабого посола, гребешок маринованный, свиные колбаски копчёные? – и выжидательно уставился на странного респектабельного гостя своими припухшими глазками.
– Нет, ничего не надо, – раздражённо сказал Павел Васильевич, вспомнив вчерашние деликатесы в ресторане отеля. – Дайте
– Коньяка нет, однако, – невозмутимо ответил «абориген».
– А что у вас есть? – ещё больше раздражаясь, спросил Павел Васильевич.
– Виски «Зубровка», однако.
– Ну что ж, несите вашу «Зубровку», только побыстрее.
У Павла Васильевича опять заурчало в животе, и он хотел утихомирить алкоголем воспалённый желудочно-кишечный тракт до прихода Малышки.
Работяги, молчавшие во время приёмки заказа, опять стали вяло материться, отвернувшись от одинокого странного посетителя, а на столик, где сидел Павел Васильевич, прилетели две мухи в надежде на угощение.
Через минуту официант принёс на подносе колбочку, похожую на лабораторную, с бурой жидкостью и рюмочку на тонкой ножке и манерно поставил всё это на стол, предварительно прогнав полотенцем мух.
– Пожалуйте, – и не спеша удалился опять за стойку бара.
Павел Васильевич выпил две рюмки подряд этой вонючей жидкости, пахнущей самогоном, урчание в животе вроде затихло, и он тупо уставился на входную дверь, перебирая в голове возможные варианты предстоящей беседы. Две изумрудные мухи опять вернулись и вяло ползали по столу, безуспешно ища какую-нибудь пищу. Время тянулось бесконечно долго, прошло уже около получаса, и он хотел было заказать ещё одну колбочку вонючей жидкости, как дверь неожиданно распахнулась и в кафе не спеша вошла его Малышка, на ходу пытаясь закрыть непослушный чёрный мужской зонтик. Она была в мокром красном плаще и резиновых белых сапогах. Наконец, справившись с непривычным аксессуаром, она подняла голову и, прищурившись, оглядела помещение. Найдя Павла Васильевича, она молча подошла и присела к нему за стол, не снимая плаща, держа вниз зонтик, с которого стекала на пол тоненькой струйкой вода.
Павел Васильевич торопливо привстал, приветствуя её, и бодро произнес, стараясь выглядеть моложе:
– Здравствуй, Малыш, как давно я тебя не видел! А ты очень похорошела за прошедшее время.
Малышка действительно выглядела премило: раскрасневшиеся щёки, блеск в глазах и какая-то непривычная грациозная женственность появилась во всех её движениях, которой он раньше у неё не замечал.
– Здравствуйте, Павел Васильевич, – продолжая выкать, ответила ему Малышка, не реагируя на его комплимент. – Так что Вы хотели мне сказать такого важного? – и слегка улыбнулась залу.
Работяги за дальним столиком опять перестали ругаться и молча уставились на них.
– Промокла прямо вся, пока дошла. Ну и погода, – громко добавила она, стряхивая капли дождя со своих волос и по привычке привлекая к себе внимание окружающих.
– Да-а-а, ну и в дыру тебя занесло, прямо в гнилой угол. Надо бы возвращаться тебе обратно в столицу. Погуляла – хватит, – тихо начал увещевать беспутницу кавалер.
– Зачем? – беспечно ответила Малышка, – счастье есть везде. И здесь по-своему красиво, море, чайки, горы, вулканы. Мне нравится здесь жить. Здесь зарождается день и здесь зарождается жизнь. Не важно, где живешь, а важно с кем, – заговорила она вдруг философски, чем сильно его удивила.
Павел Васильевич, не ожидавший такого поворота событий, начал сбивчиво рассказывать ей о том, что у него умерла жена и если она вернётся
– Я даже никогда не буду ругать тебя за твою измену, – примирительно добавил он.
– Нет, никуда я с тобой не поеду. Все твои обещания ненастоящие, вялые, дряблые, как тело, морщинистые, как гармошка… То ли дело у моего Данилки: слова, тело, мысли – как дубинка: сказал – сделал. А ты всё время мямлишь мне который год о какой-то будущей сладкой жизни, что я уже ничего от тебя не хочу. Вот мы с ним на прошлой неделе уже обвенчались в местной церкви. Да и беременна я от него, уже четвертый месяц пошел. Мы любим друг друга, не мешай нам жить. А будешь строить козни моему Данилке или мне, у меня есть, что про тебя сказать твоему начальству: как ты обогатился на взятках и что не даёшь молодой офицерской семье спокойно жить.
С этими словами Малышка встала и, не попрощавшись, вышла из кафе, плавно покачивая бедрами.
– Так вот откуда появилась у неё эта грация! Она беременная. Это очень сильный ход, – почему-то подумал в этот момент Павел Васильевич, глядя ей вслед.
В кафе после её ухода наступила напряженная тишина, даже мухи перестали жужжать. Два мужика, слышавшие весь их разговор, продолжали молчать, не возобновляя своей ругани в знак сочувствия к потерпевшему – случайному посетителю. Только «абориген» по-прежнему дремал за стойкой бара, подперев голову кулаками, и пропустил интересную встречу. А Павел Васильевич, оглушенный и раздавленный ответом Малышки, сидел как контуженый, плохо соображая, и тупо глядел на закрывшуюся входную дверь заведения.
– И что теперь? Зачем всё это? И куда дальше? – вяло спрашивал он самого себя, глядя в пустоту. И не находил ответа.
Просидев некоторое время без движения, Павел Васильевич медленно встал и, сгорбившись, тихо пошёл к выходу, шаркающей походкой старика, забыв взять свой зонтик, висящий на спинке стула. На улице по-прежнему шёл сильный косой холодный дождь, но он его не замечал и брёл по дороге, низко опустив голову, не соображая куда. И только когда его плащ, пиджак и рубашка промокли насквозь и по спине потекли ледяные капли, холодя всё тело, он остановился и с удивлением огляделся по сторонам.
– Это где же я нахожусь? – пробормотал Павел Васильевич равнодушно. Он стоял посередине слабо освещённой дороги, не понимая, куда надо идти, влево или вправо, так как никаких признаков жилых кварталов не было видно сквозь пелену дождя.
«Ну и пусть. Сдохну прямо здесь», – подумал он, оглядываясь по сторонам, где бы поудобнее присесть для умирания.
И тут он увидел, странного человека, спокойно идущего мимо него, посередине дороги, под густым дождем. На нём был надетый через голову прозрачный длинный целлофановый мешок с небольшим отверстием для лица и двумя боковыми отверстиями, через которые выходили его руки, завернутые в полиэтилен. А на ногах прохожего поверх обуви были надеты целлофановые пакеты, перевязанные верёвочками у щиколоток.
– Эй, товарищ! – окликнул его Павел Васильевич, – подскажите, пожалуйста, как мне добраться до города?
Человек в прозрачном мешке остановился, оглянулся в его сторону и, изменив свой маршрут, подошёл к Павлу Васильевичу.
– А никак. Ты сейчас не доедешь туда, братуха, – фамильярно ответил странный путник. – Дорогу впереди размыло рекой, и все машины пустили по объездной. Часа через два обещали засыпать промоину, так что ждать придётся долго. Пошли со мной под мост, обсушишься, а то, я вижу, ты совсем промок, замерзнешь ещё и заболеешь.