Сильный яд (Другой перевод)

Сэйерс Дороти Ли

Не считая спрятанных сокровищ и таинственных документов ничто не вызывает больше скандальных предположений, чем пакетик с неизвестным белым порошком. Мисс Мерчисон взяла еще один лист бумаги, отсыпала туда немного порошка, положила пакетик обратно в шкаф и заперла дверцу отмычкой. Дрожащими руками она задвинула на место деревянную панель, надавив на нее до упора, чтобы нечаянно не оставить тонкой щели.

Оттащив от двери стул, она радостно крикнула:

— Нашла, миссис Ходжес!

— Ну наконец-то! — сказала появившаяся в дверях миссис Ходжес.

— Вы только вообразите! — продолжала мисс Мерчисон. — Я рассматривала образцы тканей, когда меня позвал мистер Эркарт, — видимо, один лоскуток зацепился за платье, а в кабинете упал на пол.

Она с торжествующим видом показала уборщице

шелковый лоскут. Еще днем она оторвала кусок от подкладки своей сумки (между прочим, очень хорошей сумки), что могло бы служить доказательством ее преданности своему делу, хотя доказательства тут были излишни.

— Боже ты мой, — воскликнула миссис Ходжес, — как же хорошо, что вы его нашли, правда, мисс?

— Я уже было отчаялась, — ответила мисс Мерчисон, — но оказалось, он лежал тут в темном углу. А теперь мне нужно бежать, иначе магазин закроется. Доброй ночи, миссис Ходжес.

Но задолго до того, как любезные гг. Борн и Холлингсворт закрыли свой магазин, мисс Мерчисон позвонила в дверь на третьем этаже дома на Пикадилли, 1100-А.

Совещание было в самом разгаре. Мисс Мерчисон увидела приветливого Фредди Арбатнота, встревоженного старшего инспектора Паркера, сонного лорда Питера и Бантера, который, сообщив о ее приходе, незаметно отошел в сторону и замер с почтительным видом.

— Ну что, мисс Мерчисон, принесли нам новости? Если да, то вы явились вовремя — орлы уже собрались. [112] Мистер Арбатнот, старший инспектор Паркер, мисс Мерчисон. А теперь давайте все присядем, и будет нам счастье. Хотите чаю, мисс Мерчисон? Или, может, желаете перекусить?

Мисс Мерчисон отказалась от угощения.

— Хм! — сказал Уимзи. — Пациентка отказывается от еды. В глазах дикий блеск. Во взгляде волнение. Губы приоткрыты. Пальцы теребят застежку сумки. Все симптомы указывают на острый приступ общительности. Рассказывайте, мисс Мерчисон, не щадите нас.

112

Отсылка к Евангелию от Матфея: «…ибо, где будет труп, там соберутся орлы» (Мф. 24:28).

Гостья не заставила себя упрашивать. Она поведала о своих приключениях, с первого слова захватив внимание аудитории, которое не ослабевало до самого финала. А когда мисс Мерчисон достала завернутый в бумагу белый порошок, слушатели были так поражены, что разразились овацией, к которой даже осторожно присоединился Бантер.

— Вам этого достаточно, Чарльз? — спросил Уимзи.

— Должен признаться, я потрясен, — ответил Паркер. — Нужно, конечно, провести анализ порошка…

— Так и сделаем, мой осмотрительнейший друг, — сказал Уимзи. — Бантер, пожалуйста, подготовьте штатив и микрометрический винт. Бантер брал уроки, чтобы научиться проводить пробу Марша, [113] и достиг больших высот. Вы ведь тоже неплохо в этом разбираетесь, Чарльз?

113

Название качественной реакции на мышьяк, описание которой было опубликовано в 1836 году Джеймсом Маршем.

— В общих чертах, — ответил тот.

— Тогда за дело, дети мои. А мы пока подведем итоги. Бантер удалился, а Паркер, делавший до этого записи в блокноте, откашлялся.

— Насколько я понимаю, — начал он, — дело обстоит так. Вы утверждаете, что мисс Вэйн невиновна, и беретесь ее оправдать, выдвигая обоснованное обвинение против мистера Нормана Эркарта. До сих пор все ваши доказательства касались мотива и подкреплялись свидетельством того, что мистер Эркарт пытался ввести в заблуждение следствие. Вы говорите, что ваше расследование достигло этапа, на котором в дело может и должна вмешаться полиция. Я склонен согласиться. Но хочу вас предупредить: вам все еще необходимо найти доказательства относительно способа преступления и возможности его совершить.

— Знаю я, знаю. Расскажите что-нибудь другое.

— Хорошо. Как вам угодно. Итак, у миссис Рейберн, или Креморны Гарден, богатой

дамы с огромным состоянием, которое должно было кому-то отойти, оставались всего два родственника — Филипп Бойз и Норман Эркарт. Много лет назад миссис Рейберн поручила управление своими делами отцу мистера Эркарта, так как из всей семьи лишь с ним она сохранила добрые отношения. После смерти отца эти обязанности перешли к мистеру Эркарту, а в 1920 году миссис Рейберн по доверенности передала ему все свое имущество в единоличное управление. Кроме того, она составила завещание, далеко не поровну разделив наследство между двумя внучатыми племянниками. Филипп Бойз получал недвижимость и 50 тысяч фунтов, а Норману Эркарту, который назначался единственным душеприказчиком, доставались какие-то остатки. Когда вы спросили Эркарта о завещании, он намеренно вам солгал, сказав, что большая часть денег отходит ему, и даже предоставил документ, который якобы являлся черновиком завещания. Этот черновик датирован более поздним числом, чем завещание, обнаруженное мисс Климпсон, но нет сомнений, что Эркарт составил этот черновик в течение последних трех лет, если не в последние несколько дней. Более того, Эркарт мог добраться до настоящего завещания, но так его и не уничтожил, следовательно, оно не отменялось никакими последующими завещательными распоряжениями. Кстати, Уимзи, почему он все-таки просто не уничтожил документ? Как единственный живой наследник, он бы автоматически все получил.

— Возможно, ему это не пришло в голову. Или оставались в живых еще какие-то наследники. Помните, дядя в Австралии?

— Точно. В любом случае завещание он не уничтожил. В 1925 году миссис Рейберн разбил паралич, и она впала в детство. Значит, она уже не могла бы ни поинтересоваться состоянием дел, ни внести изменения в завещание.

Как нам сообщил мистер Арбатнот, примерно в то же время Эркарт пустился в рискованные спекуляции. Он ошибался, терял деньги, старался выкарабкаться, но увязал все глубже. Сильно пострадал от чудовищного краха треста «Мегатерий». Потерял он гораздо больше, чем мог себе позволить; благодаря изысканиям мисс Мерчисон, о которых, кстати, мне бы очень не хотелось упоминать в официальном отчете, мы знаем, что Эркарт долгое время злоупотреблял полномочиями доверенного лица, пользуясь средствами миссис Рейберн для своих финансовых спекуляций. В качестве обеспечения больших займов он предоставлял ее земельную собственность, а добытые таким образом деньги вкладывал в «Мегатерий» и прочие рискованные предприятия.

Пока миссис Рейберн жива, ему, казалось бы, ничего не грозило — выплачивай только необходимую сумму на содержание дома и домочадцев. Как ее поверенный, он оплачивал все счета, все расходы по хозяйству, он же выдавал жалованье слугам, и, пока деньги регулярно приходили, никто не смел совать нос в управление капиталом. Но сразу же после смерти миссис Рейберн ему пришлось бы отчитываться перед вторым наследником, Филиппом Бойзом, за растраченные средства.

И вот в 1929 году — примерно в то же время, когда между Филиппом Бойзом и Гарриет Вэйн произошел разрыв, — у миссис Рейберн случился тяжелый приступ; казалось, она не выживет. И хотя опасность миновала, положение ее было нестабильным. Почти сразу после этих событий Эркарт сближается с Бойзом и даже приглашает его пожить в своем доме. За время, что Бойз провел там, у него было три приступа, которые доктора объяснили гастритом, хотя подобные симптомы наблюдаются и при отравлении мышьяком. В июне 1929 года Бойз уезжает в Уэльс, и здоровье его поправляется.

В отсутствие Бойза у миссис Рейберн случается очередной приступ, и Эркарт спешит в Уиндл, при печальном исходе планируя, возможно, уничтожить завещание. Однако миссис Рейберн остается жива, и он едет в Лондон, где встречается с только что вернувшимся из Уэльса Бойзом. В тот вечер Бойз заболевает — симптомы те же, что и прошлой весной, только гораздо сильнее. Через три дня он умирает.

Эркарт теперь в безопасности. Как наследнику имущества, очищенного от долгов и завещательных отказов, после смерти миссис Рейберн ему отойдет все, что первоначально завещано Бойзу. Конечно, денег он не получит — их он уже давно присвоил и потерял, — но зато никто не потребует у него отчета об этих деньгах, а значит, его мошенничество останется в тайне.