Силуэт
Шрифт:
Реки и лета ощущаю власть,
под их началом быть совсем не жалко.
Дышу неровно,
словно бы в подсак
большую щуку залучил
на плёсе.
Судьба-злодейка,
что же ты смеёшься?
Мне недоступен нынче и чебак.
И пескаришка понести урон
не думает от горе-рыболова.
Планида высока,
к тому ж сурова,
докука, хлопоты со всех сторон.
А правнуки от деда рыбы ждут.
а дети ждут отца,
чтоб внуков нянчил.
А я не жил,
я только-только начал.
Я
Нервишки, ишь —
сплошной суровый жгут.
Расслабиться…
Забыться…
И дышать
таёжным ветром
с привкусом живицы,
хотя б денёк.
И богу помолиться
смогу тогда.
Чего ещё желать?
* * *
Памяти Н. Релиной
Говорят, что на юг собираются птицы,
ну, а я остаюсь, мне лететь недосуг.
Может быть, вновь сумеет тот год повториться —
листобоя, Покрова, стремительных вьюг.
Лишь надеждой и жив, календарь отрывая,
день за днём убывающий наверняка,
что останется всё же со мной, убегая,
хоть на осень и зиму, родная река.
Я ещё потерплю оскудение почвы,
пусть морозы кусают и стынет лицо.
Как на тополе сиром последний листочек,
мне смиренье отправит своё письмецо.
Доживу до весны? —
буду рад возрожденью.
Задремлю ненароком, усну? —
так и быть…
Журавли улетают,
уносят сомненья.
До свиданья?
Прощайте!
На век, может быть…
2019
КУДА НИ ПОСМОТРИШЬ…
Куда ни посмотришь, а всюду, тихи,
задумчивы, с виду не броски,
растут не осинки, дубы и берёзки,
а самые лучшие в мире стихи.
Их говор спокоен, порою угрюм,
но чаще доверчиво нежен;
простор обнимает их, тих и безбрежен;
затем раздеваются вновь к октябрю.
Зачем вы! Не надо! Грядут холода.
Храните цветные одежды,
оставьте хотя бы крупинку надежды,
лишь ею и греюсь порой иногда.
Дышу на озябшие пальцы свои,
не держат перо, костенеют,
забыли науку, писать не умеют
не то что стихи, даже имя не смеют.
Отпели в апреле мои соловьи…
А время течёт.
И за дальней горой
теряется тропка глухая.
И ветер стихает,
и сам я стихаю.
и только стихи я встречаю порой.
НЕСЛУЧАЙНЫЕ СТРОКИ
Покидая
Я пройду мимо ваших ворот…
Е. Долматовский,
«Случайный вальс», 1943
В белых вишнях старый сад,
танцы под гармонь,
девушки в сапожках и баретках.
У тебя смущённый взгляд,
узкая ладонь
и осанка девочки балетной.
Ты вначале помани,
но не обещай
ничего, что может не случиться,
ну а после помяни,
словно невзначай,
ведь разлука в дверь уже стучится.
Не прищуривай глаза,
и не поднимай,
пусть тревоги не мелькнёт и тени.
Ну, подумаешь – слеза…
Солнце…
Ветер…
Май…
И война…
И вишни в белой пене…
Год рожденья моего
воскрешает вальс
на волне случайной вдохновенья.
Может быть, я оттого
вспоминаю вас,
воины отцова поколенья.
БОМБЁЖКА
Замшелый, словно пень, Василий Крошко
Словцо промолвил звонкое: «Бомбёжка!»
Они горючий самогон с отцом
Плеснули в чарки с этим вот словцом.
«А было так, – припомнил дед Василий, —
Нас «Юнкерсы» под Киевом месили.
Забился в щель я, словно мышь в нору,
И думал: не убьют, так сам помру…»
Ребёнком я любил играть в игрушки,
Мне все равно: бомбёжки или пушки.
На украинской на певучей мове
Не различил я ужас в этом слове.
«Бомбёжка» – это, если не игрушка,
Наверное, забавная зверушка.
Мой смех отец и дед не осудили,
И вновь по полной самогон налили.
И тихо так сказал отец мой деду:
«Бог с ней, с бомбёжкой! Выпьем за Победу».
Мелькнули годы, нет ни деда Крошки,
Ни моего отца, ни той бомбёжки.
А что же есть на этом белом свете? —
Словарь войны запомнившие дети.
МЕТЕЛЬНЫЕ СНЕГА
Пришли снега метельные, большие,
завесили морозный окоём,
и ты стоишь, красавица Россия,
в пространственном величии своём.
Молчат твои застынувшие реки,
дрожат твои озябшие леса,
но в каждом встречном добром человеке