Сильвия
Шрифт:
– Какой странный символ в этой легенде, мистер ван Тьювер! – нервным голосом добавила Сильвия. – Вы не находите? Мне часто приходилось наблюдать, как гибнет что-то дороге, заветное, а люди не замечают этого и веселятся, пляшут, пляшут!
Она рассмеялась истеричным смехом и в это мгновение встретилась глазами с Селестой. Сестра ее была совершенно очарована ван Тьювером, и взгляд ее говорил Сильвии: «Как ты можешь? Как ты смеешь!»
Сильвия поняла, рассмеялась и бросила ей:
– Ничего, ничего, детка! Крыша не обрушится, пока
Когда обед кончился, она увела гостя в библиотеку, усадила его в то же кресло, в котором сидел Франк в тот памятный вечер, приняла ту же позу, которой хотела тогда очаровать Франка, также улыбнулась ему и вдруг отвела голову, до крови прикусила губу, вскочила, выбежала из комнаты, вихрем пронеслась по лестнице в свою комнату и бросилась на кровать, громко рыдая от боли и тоски.
На следующий день она устыдилась своего поведения и не могла смотреть своим близким в глаза. Она строила новые планы и придумывала, как загладить свою вину. Она опять хлопотала в цветнике и оранжерее, проверяла счета, нашла в них ошибку, съездила в город, переговорила с поставщиком и спасла отцу сотни две долларов.
– Папа, неужели мы не могли бы жить немного экономнее? – спросила она однажды отца.
– Вряд ли, дитя мое! – ответил он улыбаясь. – А что? Разве…
– Я думала об этом. Нехорошо, что мы так много тратим. Как бы нам сократить расходы? На меня вы потратили бешеные деньги. Я этого не хотела, но поняла, когда уже было поздно. Теперь очередь Селесты выезжать, и надо столько же истратить и на нее, иначе она будет завидовать мне. Затем подрастут Пегги и Мэри, потом брат. Теперь он ломает свои игрушки и ему покупают новые и каждый раз еще дороже, потом он будет тратить столько, сколько Клайв и Гарри. И неужели ты совершенно бессилен изменить это?
– Сильвия, дитя мое, зачем ты мучаешь себя такими мыслями!..
– Да, конечно, ты хочешь один нести заботы за всех.
Но, папа, должна же я сделать что-нибудь в своей жизни! Раз я не могу зарабатывать денег, я подумала, что, быть может, самое благоразумное будет, если я выйду за богатого человека. Тогда я смогу помочь моим родным и близким…
– Сильвия, я не хочу слышать таких слов от моей дочери. Моя дочь не должна думать о замужестве из-за денег. В этом и надобности никакой нет и никогда не будет.
– Но ведь ты просиживаешь ночи напролет за счетами. Не всегда же ты будешь в состоянии работать так, как теперь. Я вижу, что ты удручен, и все-таки мою помощь ты всегда отклоняешь. Но если ты мне приносишь столько жертв, отчего мне не принести тебе хоть одну?
– Не такую жертву, дитя мое. Это самое ужасное для женщины, – выходить замуж ради денег…
– Но, папа, сколько девушек выходит замуж по расчету! Неужели это все дурные девушки, и разве они все несчастны?
Сильвия ставила перед собою новую задачу, и, не представляя еще, как она выполнит ее, она сознавала только, что в жизни ее намечается цель, и решила идти
Вечером того же дня, когда у нее произошло с отцом это объяснение, в женском клубе назначен был ежегодный весенний бал. Сильвия заставила себя поехать на этот бал, танцевать с ван Тьювером и загладить перед ним свою неловкость. Майор и на этот раз сопровождал ее.
Она надела серебристое платье, привезенное из Нью-Йорка, выпила приготовленный майором грог. И когда вошла в залитый огнями зал, услышала музыку, увидела оживленные радостные лица, в ней дрогнуло что-то, долго молчавшее в ее душе, и она почувствовала, что опять может веселиться и мечтать о счастье. А затем случилось самое ужасное из того, что она могла ждать.
Она прогуливалась по веранде со Стенли Пендельтоном. Из сада потянуло прохладой, и она попросила Пендельтона принести ей шаль. Вдруг ее окликнули. Это был его голос! Появление призрака менее поразило бы Сильвию! Она бросилась к балюстраде, впилась глазами в темноту и увидела его. Весь день шел дождь, дороги были размыты, и он, очевидно, несколько часов ехал верхом. Платье его было забрызгано грязью, волосы в беспорядке. А лицо его Сильвия запомнила на всю жизнь. Ей никогда не приходилось видеть такой боли и тоски на человеческом лице…
– Сильвия! – прошептал он. – Сильвия! Уделите мне одну минуту. Я приехал сюда, чтобы переговорить с вами…
Он замолк, голос его прервался от волнения.
– О, не надо было приезжать сюда! – с усилием вымолвила Сильвия.
– Я должен был видеть вас… – сказал он. – И другой возможности…
Он не договорил фразы. На веранде раздались шаги. Сильвия обернулась и услыхала ужасный голос отца:
– Что это значит?
– Папа! Папа! – тихо вскрикнула Сильвия и схватила его за руку, желая предупредить движение, которого опасалась. – Не надо, папа!
Майор несколько мгновений молча вглядывался в темноту. Сильвия чувствовала, что он весь дрожит от ярости.
– Милостивый государь, как вы смеете приближаться к моей дочери?
– Папа, не надо! – вскрикнула опять Сильвия.
– Милостивый государь! – повторил отец. – Вам желательно довести меня до необходимости застрелить вас!
– Майор Кассельмен, я был бы вам признателен за это, – тихо и печально ответил Франк.
– Если вы хотите умереть, изберите другой путь, – сказал майор, – но только не срамите больше мою дочь…
Франк перевел глаза на Сильвию.
– Сильвия, я сказал вам, что приехал сюда…
– Довольно! – крикнул майор.
– Майор Кассельмен, позвольте мне сказать вашей дочери несколько слов, – начал было Франк. – Я…
Сильвия с ужасом схватила отца за обе руки. Она знала, что он носит при себе оружие. И в эту минуту он, не задумываясь, прибегнул бы к нему. Она знала также, что у нее не хватит физических сил удержать его, когда он возьмет револьвер в руки. И она истерично крикнула: