Силы неисчислимые
Шрифт:
Наконец дождь стал утихать. С надеждой посматриваю на небо, выискивая хотя бы маленький просвет.
Рева прекратил огонь. «Теперь, пожалуй, и не найдешь, где он находится», подумал я, когда весь огонь противника обрушился на бойцов Чижова.
Между тем Рева вел свой отряд на юг между Пушкарями и Мефедовкой, заходя на деревню со стороны райцентра, откуда враг меньше всего мог ожидать партизан.
От Чижова начали поступать раненые, но признаков его отхода пока не было: взвод держался хорошо, приковывая к себе все внимание противника.
Небо
Командование противника, видимо, растерялось. Только этим объясняю тот факт, что вдруг умолкли орудия и минометы в Пушкарях и Каменской Слободе: немцы не знали, куда бить.
Бросаю роту Чижова на помощь Реве в Мефедовку. Быстро идем через лесные посадки и вдруг видим: какие-то люди мечутся по лесу. Вскоре выяснилось: уцелевшие фашисты притворились мертвыми. Партизаны обыскали их, забрали у них документы, оружие. Но вот прошли чижовцы, и немцы, решив, что опасность миновала, сделали попытку удрать, но сделали это явно поспешно.
Впервые после такого трудного боя я видел веселые, даже озорные лица партизан. Они не скрывали своего удовольствия, рассматривая мокрых и грязных вояк, отдавших и оружие и документы, лишь бы остаться в живых.
А бой в Мефедовке усиливается. Прислушиваюсь, стремясь разгадать, в чьих руках инициатива. Пока похоже, что партизанский огонь преобладает. Все громче, все увереннее треск наших пулеметов, и вот уже до нас докатывается грозное, победное «ура». Кроме Мефедовки за ночь нашими отрядами были освобождены деревни Знобь-Трубчевская и Улица.
Захватив с собой связную Лизу Попову, спешу на свой КП. Над Знобь-Новгородской в предрассветном небе взметнулся букет из множества разноцветных ракет. И почти в ту же минуту, словно откликаясь на этот вражеский фейерверк, где-то между Знобь-Новгородской и Мефедовкой вспыхнули три ракеты — красная, белая и зеленая, — это напомнил о себе Павел Рева.
— Начинайте наступление на Знобь-Новгородскую. Рева уже дал сигнал, говорю Бородачеву, вышедшему мне навстречу.
— Может, подождем. Пусть Рева поближе подтянется к Зноби, — начал Бородачев, поглядывая на часы. — Сейчас семь тридцать, я дал возможность людям позавтракать.
Через двадцать минут Рева начинает бой за Знобь-Новгородскую. Уже наступил рассвет. Ждать нельзя ни минуты, иначе враг обнаружит Реву на подступах к райцентру.
Объясняю, что надо срочно загнать вражеский гарнизон в бункеры на северо-восточной окраине. Пусть все внимание он сюда переключит, а Рева воспользуется этим и ударит с другой стороны.
У Бородачева было естественное желание, чтобы после ночного боя партизаны отдохнули, поели. Он что-то еще хотел сказать, но, по-видимому, мой взгляд был достаточно красноречив.
— Новиков, Таратуто, Иванов — ко мне! — послышалась его отрывистая команда.
Через несколько минут он ставил командирам задачу. Иванов и Таратуто
И этого не пришлось долго ждать. Пулеметные очереди сразу же слились с громовым «ура»: Иванов двинулся в наступление. Новиков активно поддерживает его — три 76-миллиметровых орудия, три противотанковые и одна автоматическая мелкокалиберная пушки вместе с пятьюдесятью минометами одновременно ведут прицельный огонь.
Да, это был хороший огонь. Снаряды и мины, пролетая над нами, рвались в центре города и на его окраинах, взламывая бункеры и другие укрепления фашистов.
Впечатляющее зрелище! И не столько для нас, партизан, сколько для местных жителей. Народ снова убеждается, что здесь, в глубоком тылу врага, действуют не какие-то одиночки, вооруженные винтовками, а целые партизанские соединения.
В небе появились два вражеских самолета. Один из них устремился на наши артиллерийско-минометные позиции. Другой нацелился на группу деревьев, под которыми расположился наш командный пункт. Разбегаемся в стороны, чтобы надежнее укрыться. Летчик, словно поняв наш маневр, раздумал бомбить покинутый КП и тоже обрушился на Новикова. Два бомбардировщика кружат над огневыми позициями артиллеристов, осыпают их пушечными очередями.
Но сквозь визг и грохот до нас по-прежнему доносится властный голос Новикова, отдающего приказания. Артиллерия не только не прекратила огонь, но даже усилила его.
Всем нам тогда повезло. Очевидно, у этих летчиков не было с собой бомб, а вскоре иссяк и бензин. Вот они наконец прекратили огненную карусель и скрылись в тучах.
Беспокоило меня теперь молчание вражеских шестиствольных минометов. Почему немцы до сих пор не ввели их в действие? Может, за ночь израсходовали боеприпасы и ждут, когда их подвезут?
Вот уже над Знобью зависают три ракеты: отряд Ревы ворвался в райцентр. Посылаю связных к Иванову и Таратуто с приказом ускорить продвижение. Одновременно направляю связную Лизу Попову к Новикову, чтобы он прекратил огонь, дав возможность отрядам беспрепятственно продвигаться к центру.
Проходят считанные минуты, пока над нами еще пролетают последние новиковские снаряды, и вдруг за нашей спиной раздается протяжный с каким-то резким треском взрыв. И сразу залпы прекращаются.
Что там случилось?..
Вместе с Бородачевым спешим к Новикову. Навстречу бежит Юзеф Майер, мы видим его искаженное ужасом лицо.
— Убит командир Новиков.
Он лежит у развороченного взрывом орудия. Над ним склонилась плачущая Лиза Попова. У Новикова оторваны обе ноги. Кровь хлещет непрерывным потоком, хотя прибежавший доктор Александр Николаевич Федоров делает все возможное, чтобы ее остановить. Новиков, исхлестанный осколками, терпел невыносимые муки, но сознание еще работало, он узнал меня.
— Виноват, товарищ командир, — вдруг отрывисто бросил он. — Ошибка. Моя ошибка…