Симфония Бесконечности. Акт 1. Эра отверженных

Чувиков Николай

–. Ну??? – примакал начинал нервничать, что было понятно по его задвигавшимся челюстям и подёргиванием разномастных усов на голове.

–. Всё, мы выходим, – голос Вишну никак нельзя было назвать дружеским, – как видимо, именно поэтому Кара решила ввернуть свои пару словечек:

–. Спасибо вам, уважаемый!

Вишну уже успела выпихнуть Кару из автомобиля, когда услышала ответ.

–. Было б за чо… – на секунду ей показалось, что примакал был чем-то расстроен, произнося эти грубоватые слова, но тут же выкинула из головы все мысли такого рода. Кара уже ждала её на набережной самой грязной реки в галактике, а впереди Вишну ждала самая важная и сложная фаза её операции: проникновение в Библиотеку.

IX

: ПЛА-КНУТ

В отличие от Крогга Кэсседи наслаждался их медленным и вязким продвижением через заросший кустарниками и мхом лес. Он прямо-таки проникался вдыхаемым тёплым воздухом, который скопился под кронами разросшихся деревьев и от этого пах зеленью, раскрывающимися

почками и рассеянной пыльцой. Весёлое солнце стройными линиями пробивалось сквозь светло-зелёные листья-паруса и превращало собравшуюся в коре росу в настоящие бриллианты. То тут, то там пролетали крупные насекомые, некоторые из которых напоминали Кэсседи одушевлённые миниатюрные вертолёты, а другие – пропеллерные самолёты. Он не раз читал о флоре и фауне центральной России, но о такой живности в его истёртых книгах не было ни слова, – как видимо, природа не стояла на месте и в отсутствие такого немаловажного параметра как человек, развела настоящий эволюционный бум. Если насекомые превратились в настоящих гигантов, то встретить лося или кабана Кэсседи вообще опасался. Хотя вполне реально, что местные разлапистые комары уже давно пожрали всё, что имело в себе хоть каплю крови: нет, правда, это же просто демоны какие-то – стоит убить одного, при этом измазавшись в его склизких потрохах, как на его место весело прилетала ещё пара-тройка кровопийц. Особенно страдал от этого Горец, который и так был покрыт неким подобием слизи, так ещё теперь к этому прибавлялись размазанные комары и мошки. Да, мошки… Эти тоже надоедали. Не кусались, конечно, но почему-то считали своим долгом постоянно лезть в глаза и уши. Позволить себе идти по полям или же по заброшенным автомобильным шоссе они не могли, – их бы засекли быстрее, чем они прошли пару километров. Так что приходилось терпеть.

Крогг матерился и не подпускал к себе ни одного из членов их экспедиции. Урра относилась ко всему философски и лишь время от времени останавливалась то там, то здесь, чтобы получше рассмотреть какой-нибудь притаившийся в запутанных корнях цветастый гриб или проинспектировать обсыпанный ягодами куст. Свои находки они записывала в бумажный блокнот, мотивировав использование такого архаичного приспособления тем, что мозгоблокноты зачастую неверно интерпретируют факты, – более того, Адамс сомневался, что у неё вообще свой сектор Простора был. Горец вёл себя под стать Кроггу, разве что старался постоянно увиваться либо за Кэсседи, расспрашивая его обо всех деталях операции, либо за Уррой, попутно делая пошловатые намёки, касающиеся её ног. Аллаотт полз по лиственному дёрну довольно уверенно и даже не жалуясь на то, что он постоянно прихватывал за собой мелкие веточки и кусочки мягкого мха. Кэсседи уже давно понял, что мировоззрение живой слизи было чем-то похоже на буддизм или индуизм. Да, в своё время он довольно много времени провёл в Женевской библиотеке, изучая древние верования и культы.

Лес начал потихонечку редеть, выпуская духоту и освобождая место вечерней прохладе. Скоро они вышли на одинокую полянку, в центре которой росла кроткая и даже чем-то ущербная ёлочка, которая своими размерами входила в определённый контраст с гигантскими лесными деревьями. Хотя сама ёлка мало заинтересовала путешественников: Крогг нагнулся и с перекошенным лицом, будто бы говорившим «Я так и знал!», поднял с земли белоснежный человеческий череп, который уже давно лишился хоть какого-либо намёка на плоть.

–. Тут ещё один, – буркнул он, и Кэсседи даже показалось, что от его баса у него за спиной завибрировала листва, – Инопланетный. Кажется, рактоног.

–. Если есть крабьи челюсти, то точно рактоног, – подал голос Горец и тут же прихлопнул очередного комара.

Кэсседи пожал плечами, окинул Крогга недовольным взглядом и продолжил путь вдоль опушки; остальные лишь переглянулись и двинулись за ним. Череп снова упал на землю, дабы напугать следующих встретившимся ему путешественников.

Нет, Адамс прекрасно понимал с каким риском связано его московское мероприятие: огромный мегаполис был определённо покинут не просто так, – не потому что он был разрушен или стал групповой усыпальницей для миллионов людей, нет. Такие мелкие моменты никогда не останавливали человеческую расу, – мало ли, сколько там душ было загублено, – у меня тут двухкомнатная квартира с собственным синтезатором еды, знаете ли! Люди ушли отсюда потому что здесь таится какой-то секрет. Некая тайна, которая влекла Кэсседи с того самого момента, когда он научился читать и воспринимать факты из Простора. В некотором роде все его прошлые миссии, операции и приключения, которые сделали его баснословно богатым человеком, были лишь своеобразной подготовкой к этому походу. Эти знания дались ему дорогой ценой… Слишком дорогой. Он вспомнил лицо своей сестры, которое смотрело на него из-за стены огня… Эти глаза навсегда запомнятся ему: они не обвиняли и не унижали, нет – они смотрели на него с жалостью и сочувствием. Она смотрела на него и как бы говорила: «Кэсседи, ты никогда не остановишься. Даже тогда, когда ты потеряешь всех самых дорогих тебе людей, ты пойдёшь дальше… И вот тогда ты умрёшь в одиночестве. А поверь мне, нет ничего хуже, чем умирать в одиночестве». Алла была старше его на пять лет и всегда изображала из себя заботливую и пекущуюся сестру, – особенно это её качество усугубилось после смерти их родителей.

Раньше Кэсседи терпеть не мог эту её постоянную болтовню о жизни и смерти, но теперь он понимал, что больше всего на свете он ценил именно её слова. Сейчас он вспоминал их, и на душе становилось легко и лучезарно, будто бы он вернулся в давно покинутый семейный дом, где Алла уже растопила для него озеро магмы и приготовила суп. Теперь он близко. Московская тайна манит его к себе и скоро он соединится с ней в единое целое, но лишь затем, чтобы наконец остановиться и уйти на покой. Пора уже вскрывать свои межпланетные счета и жить на полную катушку. Ему опять послышался голос Аллы, который произносил тот страшный и волнующий вопрос, который она всегда задавала ему, когда он заходил слишком далеко в своих мечтах и рассуждениях: «Кто ведёт тебя к твоей тайне?». Тогда он вопросительно глядел на неё, а она объясняла: «Не важно, как ты вооружён и что за инструменты схоронены у тебя в рюкзаке. Важно лишь то, с кем ты. Доверяешь ли ты им? Готов ли ты на них положиться? Любишь ли ты их?». Лишь позже Кэссиди узнал, что свои слова о тайне она почерпнула из бульварного романа про путешественника во времени, который по сюжету проник в Москву времён вторжения Жао и лицезрел уничтожение города и повсеместную смерть его населения. В конце голоклиниги раскрывалось, что тайна Москвы заключалась в создании армии телепатов, которые при помощи одной только мысли могут разрушать планеты и даже звёзды. Так ли это?

–. Что же, это мы скоро и проверим… – прошептал Кэсседи и сразу понял, что задумался так глубоко, что перестал обращать внимание на происходящее. Его спутники между тем распались на пары и поспевали за ним, перебрасываясь вялыми, но довольно содержательными фразами. Даже Крогг и тот вступил в разговор с Горцем, – как видимо их согласие относительно принадлежности второго черепа довольно сильно их сблизило. Смех, да и только…

Аллаотт производил впечатление существа неспешного и размеренного, – особенно для тех, кто являлся счастливым обладателем конечностей. Почему-то в их глазах кусок инопланетного растопленного сала как-то заведомо не мог быстро передвигаться, – однако Аллаотт нарушал все стереотипы и исправно поспевал за Уррой. При этом он тараторил (мысленно тараторил, конечно) без умолку, чем немного нервировал девушку, но за время своего правления на планете она так привыкла к рою сторонних голосов и советов, что могла полностью отключаться от происходящего и заниматься своими делами. На данный момент её интересовал процесс, который местные называли фотосинтезом, а то есть поглощение растениями диоксида углерода и последующее выделение кислорода. Вполне стандартное по кеметским меркам явление захватило её с головой, а всё потому что её невероятные способности от потребления смолы руакки давали ей возможность рассмотреть всё в мельчайших подробностях. Она видела, как пористые листья с аппетитом втягивали в себя мелкие атомы одного вещества и выплёвывали на свет земной нечто совсем другое, при этом сопровождая данное явление настоящим химическим светопреставлением, которое для обычного человека остаётся невидимым, но для неё явилось настоящим чудом природы, коего она не видела у себя в родном мире. Она в который раз убеждалась в том, что даже её обширнейшие знания меркнут по сравнению с тем, что ей может предложить Вселенная, такая богатая и великолепная в своём разнообразии. Урра уже хотела обратить свой взор на усеивавшие дерн грибы, живая деятельность которых завораживала даже больше, чем фотосинтез, как вдруг поняла, что Аллаотт перестал болтать и теперь просто называл её по имени:

–. Госпожа Урра… Госпожа Урра…

–. Да, прости, Аллаотт, я довольно подвержена рассеянности внимания. Как видимо, это качество пришло ко мне во время моего прошлого занятия…

–. Вы удивитесь, великолепная Урра, – эти ей эпитеты: ползучая слизь обожала их использовать, но ей они были чужды, а временами даже противны, – Но я именно об этом и спрашивал. Мистер Адамс рассказывал мне о вас, как и о других участниках экспедиции, и, могу сказать честно, вы заинтриговали меня больше всех. Вы же правили всем миром…

–. Почти всем…

–. Но большей частью, – вслед за этим в её голове послышалось странное урчание, – Меня это невероятно интригует, так как в моём мире власть не представляется возможной. Когда я вернусь к себе домой, я снова стану частью единого существа Аллаоттан и не смогу сам принимать решения, а буду зависеть от мнения общего… Это сложно объяснить на общем языке, простите…

–. Я поняла, – Урра, конечно, слукавила, так как понять такое отличное от неё существо как Аллаотт она заведомо не могла, и она это прекрасно знала, но что-то внутри призывало её нагрубить этому существу: несильно, но так, чтобы оно немного обиделось, – Это не так сложно представить.

–. Понятно, – ещё одна проблема ментального общения: никогда нельзя точно уловить эмоции собеседника, – В связи с этим меня очень интересует роль лидера…

–. Как именно интересует?

–. Скажите мне… Вы были хорошей правительницей?

На её планете за такие вопросы человека могли приговорить к наказанию: ни один человек не был вправе оценивать действия другого, а уж тем более просить их давать оценку собственным деяниям… Но Аллаотт? Как можно злиться на того, кто пришёл из такого отдалённого и отличного мира? Более того… Как можно судить его за вопрос, который она задавала себе чуть ли не каждый день?