Симфония чувств
Шрифт:
– Даже если я рискую навлечь на себя гнев Госпожи, я помогу вам, Ваша Милость. Вы увидите сына, - тихо произнесла она, и мужчина благодарно кивнул. Тепло и свет надежды вернулось и к нему.
Вечный мрак на душе, и уже слишком поздно
Вспоминать о былом, когда ночь так темна...
Ты ушёл навсегда, моё Солнце и Звёзды,
И печальна теперь твоей Жизни Луна.
Но не внемлет судьба никаким уговорам -
Бесполезны мечты.
Ведь, подобно листве, не поднимутся горы,
Лёгким ветром ночным уносимые вдаль.
Ты вернёшься, когда остановится время,
И когда из морей испарится вода,
Когда сгинет проклятья тлетворное бремя,
Когда вновь я зачну... Никогда, никогда!
Возрождённая вновь твоей смертною тризной,
Нашей вечной любви освящённой огнём,
Будет помнить до смерти Луна Твоей Жизни
Об ушедшем во мглу, о Светиле своём.
В мире мёртвых немом, бесконечном, бесслёзном,
Будут ночи, и дни, и вся жизнь - позади...
Я вернусь к тебе - слышишь?!
– О Солнце и Звёзды!
Когда время придёт. Только прежде - не жди!
"Ladies of Westeros" - "Плач Дэйенерис"
Маргарита беспокойно металась по кровати, её всю лихорадило - кожа была горячая и сухая, не помогали ни компрессы, ни жаропонижающие, ей продолжали сниться кошмары - снова и снова она переживала падение с моста и ужасы послеродовой горячки, снова и снова ей казалось, что она тонет, снова и снова она захлебывалась и не могла дышать, а внутри - ледяная вода.
Она, и правда, тонула на этой огромной кровати... одна, вспоминая тепло его тела, прикосновения его рук и губ...
Всё время она звала мужа, а Марк сидел возле неё, и руки его так и чесались надавать по загорелой физиономии Джона, если бы тот ему встретился сейчас, за то, что он вот так вдруг исчез и нет его рядом, когда она больше всего в нем нуждалась. Как он мог? Где пропадает? Что вообще происходит? Он был из тех, кто так и не верил в гибель Джанъяна - не такой это был человек. Марк видел его, видел силу этого мужчины, видел на что была способна невиданная мощь его глаз, видел, насколько мастерски он владел практическим любым из известных видов оружия, видел силу его воли и его сердца.
Наконец, обое уже забылись неспокойным сном - она на кровати, он - в кресле рядом, когда в комнате появился Джон, он положил руку на лоб Маргариты - она успокоилась, дыхание выровнялось, жар ушел:
– Спи спокойно, родная, - он взял в одну руку её ладонь, а второй провел по её волосам, убрал с её щеки слезинку и не удержался запечатлеть на её губах поцелуй, и в памяти ожили все самые светлые моменты в его жизни, значительная их часть была связана с ней, и он чуть не взвыл от осознания того, что сейчас прощается со всем этим, - Прости меня, жизнь моя… Вы - самое дорогое, что есть у меня. Только так я смогу защитить вас. Ты меня не ищи. Когда-нибудь ты поймешь. Я больше не смею держать тебя - найди себе хорошего парня, влюбись и живи полной жизнью. Будь счастлива - сделай это ради себя, а я буду оберегать вас, чтобы с вами не случилось ни чего плохого. И, спасибо за то счастье, что
И до боли захотелось, вдруг, чтобы она проснулась сейчас, увидела его... или самому разбудить её, полным страсти, поцелуем... А какое он имеет теперь на это право? Что он может ей предложить? Как же любовь затуманила ему разум настолько, что он обо всем позабыл? Забыл, что за деяния свои, рано или поздно, придется расплачиваться...Он изначально не имел права растравлять её сердце, бежать должен был от неё и от своих чувств - но, разве убежишь от судьбы? Когда же она устанет испытывать их? А теперь по его вине в глазах её стоят слезы - и от этого стало так гадко на душе...Как он может простить себе, когда он заставляет страдать самых любимых женщин - мать, жену, сестру, дочерей, когда он должен быть их хранителем и защитником...
На соседней кровати мирно спали, посапывая маленькими носиками, близнецы Диана и Катрин - даже не имея возможности видеть, он мог ощущать их присутствие, их дыхание, их запах…Он поцеловал дочерей в маленькие лобики, они тревожно вздрогнули:
– Тише, тише, милые, - он приложил палец к губам, как будто они могли его понять, - мы же не хотим разбудить маму? Маме нужно отдохнуть, - словно, вняв его словам, девочки продолжили спокойно спать, он ещё некоторое время посидел на кровати рядом с Маргаритой, потом поднялся и прошел в соседнюю спальню, отделенную аркой.
Там на двухъярусной кровати спали Алишер и Рози:
– Сладких снов, принцесса, - провел он рукой по русым волосам Розалинды, - Сладких снов, сынок, ты здоров и благополучен, ты растешь хорошим человеком, а большего я и не желаю, - улыбнулся Джон, погладив кучери сына и поцеловав его. Он прошел к ещё одной кровати, стоящей тут же рядом, в которой лежал маленький Анри, - Папа тебя очень любит, малыш. Как ты? Прости, меня не будет рядом - я не увижу твоей первой беззаботной беззубой улыбки, твоих первых несмелых маленьких шагов...- мальчик протянул ручки и пролепетал что-то невнятно напоминающее "ата", хотя Джон был уверен, что ему послышалось "папа", он поцеловал младшего сына и подошел к раскрытому окну: каждый вдох давался с большим трудом, он убрал с лица выбившиеся из хвоста волосы и снял очки - прохладный ветер немного остудил воспаленные глаза, в которых теперь навсегда поселилась ночь, но, боль всё равно не уходила…нет, к ощущению боли в глазах он уже успел привыкнуть… это болело сердце. Он чувствовал себя так мерзко, он презирал и ненавидел себя за то, что вынужден так поступить, за свое бессилие что-либо изменить. А сердце продолжало болеть с такой силой, что на мгновение ему стало страшно от мысли, что он закончит так же, как и его отец, только гораздо раньше. Любопытно - умирать повторно так же мучительно, как и в первый раз? Если бы он мог задушить память и заставить замолчать сердце… Он не сдержал своих клятв… Он предал тех, кого любил больше всего, без кого не представлял своей жизни… он солгал им… И боль всё не унималась, пекущим цветком расцветая в груди. Больше всего на свете он боялся потерять тех, кого любил, и именно это сейчас и происходило…
Есть один порок у счастья - слишком жаль его терять... Он был счастлив - это самое главное, эти прекрасные воспоминания сильнее страха и боли...
Джон заглянул и в другие комнаты, где спали его мать, сестра и брат, златовласая и маленькая японка, ожесточенно сцепив пальцы, напряженно сомкнув отяжелевшие опухшие веки, ежеминутно борясь с острейшей потребностью разбудить их всех и кинуться в их объятия.
Обернусь я человеком,