Симода (др. изд.)
Шрифт:
– Пробуйте после поста!
– Мы понимаем... В стране цветов... и просидеть два месяца с церемониями и при старом адмирале с палками или с казачьими плетьми...
Остролицый американец с таким рябым лицом, что оно, казалось, расшито кружевами, а каждая рябинка выстрочена белыми нитями, так вошел в интересы гостей, так ярко представлял себе их судьбу, подобную той, которую испытали моряки, годами жившие на необитаемых островах, и описанную в книгах, что сам стал есть хлеб, как вырвавшийся из японского плена.
– Каждый из нас, моряков, может, ребята, оказаться в таком же положении. Мы сами такие же... И при всем сочувствии нам могут, конечно, приказать драться друг с другом,
– Ну, а что поделаешь! – как бы понимая, соглашался Маслов.
– Мы ведь тоже дисциплинированные, – пробился наконец и громовым басом загудел проповедник, свалившийся с неба. – У нас линьки и еще бамбуки! Бамбуки переняты нашими офицерами у китайцев! Удобная штука! Казаки и черкесы, наверно, так не наказывают. А если бы вы знали, что случилось на «Поухатане» из-за вас сегодня утром... Мы вам приготовили пир внизу, под надзором цепного собачника. Идемте! И посоветуем что-нибудь друг Другу для спасения души.
Взваливая мешки с хлебом, американцы, уходившие в шлюпку, вступали вереницей на трап.
– Как посмотрит адмирал! – сказал Маслов.
Дежурная шлюпка, в которую грузили продукты, хорошо выкрашена, а вода из нее вычерпана чуть не досуха. Прежде замечено, что американцы в порту не сидят без дела, у них матрос с кистью на длинной палке и с ведром висит у борта и подкрашивает облезлые места. По рассказам матросов, живших с Посьетом в Гёкусэнди, по утрам на «Поухатане» целыми часами виден густой строй матросов на палубе. Там, видно, всем задают с раннего утра уроки. Только сегодня дождь, и, может быть, поэтому люди на палубе не выстраивались.
– Push on, America! [27] – кивнул Букреев с палубы загребному на шлюпке, здоровенному детине, вершков четырнадцати ростом, с маленьким ястребиным носом и с прорыжью в баках. Букреев, как и многие его товарищи, бегло говорил по-английски.
Американец, однако, не собирался стараться сверх меры. Он, загребной, работал как полагалось, не меньше и не больше.
Голоса на палубе постепенно стихли, и первый приступ сумасшествия проходил. Матросов повели вниз, где накрыт был обширный стол. Выставлена бочка рома.
27
Вперед, Америка!
– Как полагается ночным пиратам! – объявил проповедник.
– Слушайте! Слушайте!
Во главе стола уселись объемистые пети-офицеры, люди немолодые, как и наши унтера и боцмана, дерущие и сами драные. Но из машинного отделения слышался лязг железа, там работали.
Маслов, высокий и осанистый, с толстой шеей, с нашивками унтер-офицера, недавно произведенный адмиралом, сразу опознан был стариками пети-офицерами как свой и посажен тоже в вершине стола, как главный гость, хотя он и моложе их. Рядом – Сизов. Петруха такого же роста, как Семен, но пожиже и в поясе потоньше. Сизов половчей, сметливей, любит щегольнуть на берегу, пройтись с форсом, женщины обращают на него внимание. Но товарищи знают, что в душе он телок. А смех! Японку улестил, все были еле живые после высадки, а он... Сизов носит кольца, серьгу и уже отпускает кудрявые баки сверх меры. Японки удивляются, как могут быть у молодого человека такие белые волосы, как седые.
Американцы все щеголеватые, говорят просто, держатся с форсом и сильно походят на Петруху. Не от них ли он в плаваниях набрался?
– Пан разумеете мою мову? – заговорил матрос с бритой верхней губой и в светлой бороде-жабо.
Американцы стеснились, ловят каждое
Весь обед говорили о пустяках. Дарили друг другу монеты. Американцы спрашивали, есть ли казаки в команде. Сизов показал на Семена Маслова. Тот поглаживал усы.
– Оттого казак и гладок, что поел да и на бок, – сказал Букреев.
Теперь стало заметно, что у американцев тоже есть фонари на лицах и ссадины.
– Ишь ты! – изумился Сизов.
Букреев, на которого он взглянул при этом, невольно смутился.
– Вот наш скверный кофе, – сказал пети-офицер, – нет сливок и молока.
– В Японии нет сливок, – подтвердил переводчик.
Васька ответил, что один из матросов доит корову у японки и пьет с ней молоко. Американцы засмеялись дружественно, кажется, не веря, что в Японии можно доить корову. Вася чувствовал, что это не японцы, которые всегда и всему верят и сразу все хотят увидеть и понять. А у этих словно все изучено, и разве они ничему чужому цены не дают? Неужели лучше Букреева знают, доит ли корову Янка Берзинь?
Сизов сказал, что офицеры останутся тут жить. Матросы-американцы сводили его вниз, показывали опустевшие каюты, в которых все чистится и ставится наново, и объяснили, что это для русских.
На «Поухатане» рано утром действительно произошло «избиение младенцев». Ночью экипаж подымали но боевой тревоге, которой никто не ждал.
Не зря Боярд Тейлор, юный корреспондент видной нью-йоркской газеты, ставший известным после путешествия в Японию и в сиогунские моря с коммодором Перри, написал в своей книге, что в командах американских военных кораблей собран сущий сброд, среди которого немало темных личностей, подобных животным, которые ничего не делают без понуждения и заслуживают постоянных тяжелых телесных наказаний. Есть лгуны, бездельники, нездоровые и слабые, порочные и просто хог-хэд, грязные боровы.
В час тревоги поднялись не все, старикам пети-офицерам пришлось пустить в ход кулаки, линьки и цепочки от дудок.
В то время как на палубы и к орудиям хлынули сотни крепких молодцов и подошедшие на двух баркасах русские разглядели приспущенный звездный флаг и вооруженную карабинами и холодным оружием дружную команду, в это время в жилых палубах валялись и не могли или не хотели подняться те, кого Тейлор, со слов Перри, называл отребьем человечества. Старый Медведь их не щадил. И доказал Тейлору, что это обязательная необходимость. Негодяи убили в Нахе, на острове Окинава, туземца. Потихоньку посещали в городах притоны, искали удобного случая, чтобы совершить насилие. Неряхи, пьяницы, нализавшиеся после вахты водки – сакэ, выменянной в подворотне у известного всему экипажу японца с провалившимся носом. Заразившихся в портах в наказанье заставляли, несмотря на болезни, нести вахту и делать грязную работу. Многочисленных павших духом, которых ободрали на суше как липку. Только сильнейшие побои еще могут их встряхнуть, заставить работать и принять человеческий образ.
Американцы лицом к лицу с возможным неизвестным противником держались отважно, изготовив по тревоге дальнобойную пушку и бортовую артиллерию и заняв все места согласно приказанию командиров.
Расправа началась после, когда рассвело, подняли флаг и заменивший больного пастора миссионер-переводчик, от которого всегда пахло чесноком, прочитал молитву. Всех созвали вниз, в жилую палубу. Явился капитан Мак-Клуни со зловещим оскалом. С ним лейтенант Коль со знаменитыми железными кулаками, которые двигаются, как поршни паровых машин. На месте, прямо там, где только что убраны койки, начался мордобой. Мак-Клуни сам угощал могучею рукой так, что хрустели скулы и ломались переносицы.