Симода
Шрифт:
Величие амурского дела не должно заслонять в умах Путятина и его офицеров все значение маленьких и далеких Курил с проливами, ведущими в океан. Амур занят. Теперь, когда мы увидели, как это известие принято американцами, мы еще больше поняли значение Амура. «Если свой что-то сделает, даже такое важное, как Невельской, то все-таки сразу не оценишь. Но вот когда иностранцы восхитятся да признают, что действительно решена великая задача! Даже американцы как подпрыгнули, когда я сказал, что по Амуру мы вышли на берега океана!»
Еще никогда тяжкие думы и сомнения не овладевали Путятиным с такой силой. Жена священника и служанка приходили с чаем и с углями, подавали
Путятин привыкал к этим жаровням и бумажному халату, надетому на не вытертое полотенцем тело после горячей ванны, к двум теплым халатам, надетым сверху. Он понимал прелесть японских привычек. Он любит вот так, в чистоте и тепле, при начинающемся холодном ветре с гор, посидеть, засунув ноги под кутацу с жаровней под столом. Он любил хибачи и горячий чай... Входя вечером домой, он шел в кадушку с горячей водой. Брал из рук Янциса особый, сшитый для него халат и короткий халат, который надевался наверх.
Город сжался и спрятался.
В деревне Какисаки бушует ветер. На море волны подымаются и уходят от берега. И вот слышно, как стучат рамы окон от ветра с гор, погружая еще глубже адмирала в спокойствие и глубокие раздумья.
Глава 24
МОРСКОЙ КОРОЛЬ
Алексей Николаевич заранее понял, к чему идет дело. Сегодня же для проверки взял у Гошкевича копию и прочитал с ним статьи заключенного договора. Он только удивлялся: чему же радоваться и как его товарищи не понимают? Даже Осипу Антоновичу не сказал ничего.
Можайский приехал на «Поухатан» очень довольный, а Сибирцев – темнее тучи. На пароходе сразу бросилась в глаза его озабоченность. По своему типу – живым, свежим лицом, подвижностью, манерой держаться – Сибирцев нравился американцам, он подходил под характерный тип морского офицера хорошей выучки. Ему доверяли охотней, чем Шиллингу, который держался как свой и говорил почти без акцента, или чем Можайскому, который огромным ростом и крайней практичностью, пристрастием к постоянному делу превосходил самих американцев. Этот молодой, но ловкий, старательный офицер-служба, лезший из кожи вон, как-то невольно всех настораживал: не нахал ли.
Судя по настроению искреннего Сибирцева, дела на переговорах у адмирала Путятина не двигались. Так и следовало ожидать! Но никто виду не подал и ничего не спросил. За ужином, когда рослый китаец, обернув бутылку крахмальной салфеткой, как когда-то и Витул на «Диане», налил вина, Пегрэйм, смотревший в лицо Алексея, поднял бокал и предложил тост: «Absent friends!» [38] Он, видимо, полагал, что, может быть, Сибирцев скучает и преисполнен воспоминаний. На «Поухатане», как и всюду на флоте, не поддавались настроениям, некогда, но настроения приятного гостя, который, видимо, нравился леди, объяснимы и вызывали сочувствие. Он красив, но не похож на Lady's man [39] или Lady-killer [40] . Его разлука трогала как своя.
38
За отсутствующих друзей!
39
Дамский угодник.
40
Сердцеед (буквально – убийца леди).
Алеша
На «Поухатане» отдельные каюты кроме офицеров занимают какие-то личности, которые ходят в штатском, – может быть, ученые, миссионеры пли члены каких-то благотворительных, а скорее коммерческих обществ. В кают-компании появляются редко, кажется, если не ошибается Алексей, у них есть где-то своя кают-компания. Среди них – Джексон: заметный молодой гигант с тучным лицом. Другие штатские, встречая его, почтительно здороваются и называют по имени: «Добрый день, мистер Джексон!» Еще один – коротконогий. Есть приличные и сдержанные джентльмены в черном.
Есть джентльмен, который днем в светлом или клетчатом, а вечером в строгом и темном. У него лицо с квадратным лбом и таким же подбородком, сильный, крупный нос. В кают-компании всегда с сочувствием приглядывается через стол к Сибирцеву, но молчит. Алексею казалось, что это типичный американский коммерсант. Загадочные личности из отдельных кают очень вежливы, здороваются приветливо, сколько бы раз ни встречались, но в разговоры не вступают. И о них никто не спрашивает. Сегодня коммерсант, переодевшийся к вечеру в черный костюм, в крахмальный воротничок и темный галстук в горошину, поздоровался в кают-компании с Лешей так, словно что-то о нем узнал и восхищался или хотел уверить, что не стоит расстраиваться.
Офицерские каюты расположены в средней части судна, по бортовым сторонам длинных коридоров, отделанных кожей и дорогим деревом, день и ночь освещенных голубыми газовыми рожками. Тут как бы плавучая гостиница весьма высокого класса.
Штатские личности занимают часть кают по правому борту. Они все время ходят друг к другу, о чем-то горячо говорят и щелкают за дверьми на счетах, словно на «Поухатане» прибыл в Японию банк или торговая корпорация. Некоторые имеют слуг, живущих в общей палубе. У других есть еще и собственные повара. У некоторых слуги, ленивые на вид ражие детины в чалмах, видимо бенгальцы, остаются на ночь в тех же просторных каютах, что и господа, охраняют их. Один сидит всю ночь в коридоре у каюты своего господина на полу, как около ювелирного магазина.
Иногда в будний день коммерсанты устраивают пиршества, тогда готовятся какие-то особые кушанья, пахнет пряностями, чем-то острым, как в Крыму в чебуречной или в духане.
Сибирцев сходился все более со своими товарищами по кают-компании. Он быстро вжился тут и, казалось, спокойно мог бы остаться. Уживчивость была его особенностью. Или, может быть, это свойство русского? Он ведь и с японцами сжился, и Оюки стала ему как своя, хотя они мало могли сказать друг другу словами. Японцы совсем не казались Леше лживыми, хитрыми, изворотливыми. Алексей и с ними мог бы жить. Так понятны все их приемы и хитрости. Любой в их современном положении стал бы таким же уклончивым.
Леше иногда хотелось перейти подальше за грань общепринятого и спросить своих новых товарищей: откуда они, где росли, что за дома у них, па плантациях или в городах, где и чему их учили? Нянчили их негритянки? Под кокосовыми пальмами? У них одноэтажные просторные дома среди могучих деревьев, дома с белой, как бы летней, мебелью? Книги? Ученые? Любимые романы? Развлечения – виолончель, скрипка, флейта? Военные учебные заведения вроде Гринвича или что-то свое? Танцы? Далеко ли от их дома индейская граница?