Симонов и война
Шрифт:
Я отдал приказ — стрелять артиллерия имеет право только по приказанию командира полка по явно видимым целям и по танкам, в других случаях артиллерия не имела права открывать огня. Снаряды считаные. А танки все время наступают, авиация все время летает.
Мы отступали тридцатого, тридцать первого, первого, второго, третьего.
Третьего к концу дня мы только начали переходить Днепр у Ярцева, у Соловьевской переправы. Эти пять дней — героический подвиг 16-й и 20-й армий, которые кровь проливали и костьми ложились, но держали противника, изматывали его.
И
Вы были, вы видели, что такое бой. Это был кромешный ад, что творилось. Люди бросаются вплавь. Не могущие плавать тонут, повозки хотят переправить где-то вброд, — лошади захлебываются, начинают тонуть. Весь Днепр загружен повозками, машинами. На той стороне лощина вся усеяна обозом, машинами.
Но переправили, части перешли, заняли оборону, начали приводить себя в порядок. Но ряды наши очень поредели.
Пятого августа вызывают меня на командный пункт командующего 20-й армией. Тимошенко с Булганиным приехали и вызывают туда меня, туда же приехал Рокоссовский.
Да, я не сказал еще, что Рокоссовскому удалось разорвать кольцо окружения, когда мы отступали около Ярцева, и нам были быстро подброшены снаряды и патроны. Нам уже стало легче, когда переправлялись.
К. М. Это помогло вам вырваться.
М. Ф. Помогло вырваться. И не только группа Рокоссовского, а и группа Хоменко, группа Калинина, группа генерала Качалова сыграли колоссальную роль в том, что противника все же не пустили к Москве. В том числе, конечно, в первую очередь 16-я и 20-я армии. Главным образом они и держали ту махину, которая двигалась на Москву.
Прибыли мы на командный пункт. Тимошенко поздравил нас с выходом из окружения, поблагодарил за то, что мы хорошо дрались. Я потом вам прочитаю, как он доносил. Может быть, сейчас прочитать?
К. М. Пожалуйста.
М. Ф. Тимошенко доносил начальнику Генерального штаба Верховного главнокомандующего маршалу Шапошникову: «Сковывание 20-й и 16-й армиями столь значительных сил группы армий „Центр“ не позволило ей развить успех из района Смоленска в направлении Дрогобужа — Вязьмы и, в конечном счете, оказало решающее значение в воссоздании сплошного фронта советских войск восточнее Смоленска, который на два с лишним месяца остановил противника на западном направлении.
Действия 20-й и 16-й армий характеризовались сочетанием упорной
Я считаю, что боями этих дней мы совершенно расстроили наступление противника. Семь-восемь дивизий, действовавших против нас танковых и моторизованных и две дивизии пехотные, с огромными потерями, лишены наступательной возможности на целых десять дней.
Оценивая действия Курочкина, Лукина в продолжение такого большого времени против столь крупных сил, яростно нападавших с целью окружения и уничтожения наших войск, массируя большую авиацию на поле боя, Курочкину и Лукину надо отдать должное. Тимошенко».
К. М. Хороший документ.
М. Ф. Он поблагодарил нас и говорит: «Я решил, о чем донес в Москву, — получил согласие, — Курочкин убывает от нас, а Лукин назначается командующим 20-й армией, — армия эта большая и стоит на главном направлении, а на 16-ю армию назначается генерал Рокоссовский. Причем все дивизии 16-й и 20-й армий сливаются в одну армию, получается большая армия».
К. М. В 20-ю?
М. Ф. В 20-ю.
К. М. То есть ваши дивизии остались при вас?
М. Ф. При мне оставались.
К. М. А там — управление…
М. Ф. Управление мое перешло к нему. Ну и кое-кто там остался еще.
К. М. Части усиления, да? И новые дивизии ему давали?
М. Ф. И те, которые у него были, которыми он дрался.
К. М. А у него не было управления?
М. Ф. У него маленькое было управление, группа была. Ни тылов, ничего у него не было.
К. М. И тут вы расстались с Лобачевым?
М. Ф. Да, мы расстались с Лобачевым.
Возвращаемся к Тимошенко. Он сказал, что уезжает, я перехожу в 20-ю армию, а Рокоссовский будет именоваться — группа 16-й армии, и мы разъехались на места.
С Рокоссовским я был раньше знаком, о нем я расскажу как-нибудь в отдельном случае. Если хотите, сейчас расскажу.
К. М. Очень хорошо.
М. Ф. Я — начальник кадров РККА. Рокоссовский командовал 15-й дивизией в Забайкалье, в Даурии. Там воды нет, в этой Даурии. Воду на конский состав возили в цистернах со станции. А дальше шла степь, как она раньше называлась — Голодная смерть, что ли, черт ее знает. Кругом нет жилья на сотни километров.
Он приехал оттуда, вышел ему срок, является ко мне. Я знакомлюсь с ним и говорю ему: «Товарищ Рокоссовский, дивизии у нас нет, сейчас мы не можем». Он говорит: «Ну давайте бригаду». Я говорю: «И бригады тоже нет. — Ну тогда полк давайте».
Я думаю: «Какой из командиров, пробыв, прослужив на Дальнем Востоке, в такой дыре столько лет, приезжает и просит: „Дайте мне хоть полк!“ Это необыкновенный командир».
Я говорю: «Зайдите через несколько дней, Константин Константинович». И я ему нашел дивизию. 12-ю дивизию. Там сделали целый ряд перемещений.