Симранский Цикл Лина Картера
Шрифт:
В письме от друга, одного из читателей моих книг, которого я никогда не видел, приводилась чья-то строка: «Но он — он так никогда и не добрался до Каркассона». Откуда эти слова, я не знаю, но ими навеян мой рассказ.
В те времена, когда в мире было больше справедливости, чем теперь, а в Арне правил Каморак, он устроил для жителей Веальда большое празднество, дабы всем запомнился блеск его молодости.
Замок его в Арне был, говорят, огромен и высок, своды в замке сияли небесной голубизной, а когда опускались сумерки, слуги взбирались на лестницы и зажигали бесчисленные свечи, подвешенные на тонких цепях. Рассказывают, что иной раз наплывало облачко и, просочившись сквозь приоткрытое окно эркера, переваливало через каменную кладку стены — так туча водяной пыли вздымается над голым
Сюда из овчарен и лесов Веальда стекался народ; неспешно размышляя о еде, о крыше над головой и любви, рассаживался, изумлённо оглядывая знаменитый зал; там сидели и жители Арна, чьи домишки, крытые слоем родной рыжеватой земли, теснились вокруг роскошного королевского дома.
Если верить старинным преданиям, то был поистине дивный замок.
Многие из собравшихся прежде видели его лишь издали — он возвышался над лесами и полями, уступая в высоте только холму. А теперь все гости могли любоваться развешенным на стенах оружием, принадлежавшим воинам Каморака; об этих воинах лютнисты уже сложили баллады, а вечерами в хлевах простолюдины рассказывали о них легенды. Гости разглядывали щит Каморака, побывавший с ним во многих битвах, и его меч с острым, в небольших зазубринах лезвием; там же висело оружие Гадриола Верного, Норна, Аторика по прозванию Студёный Меч, Хериэла Буйного, Ярольда и Танги из Эска; оружие было аккуратно развешено по всему замку, невысоко, чтобы можно было дотянуться; а в центре, на почётном месте, между гербами Каморака и Гадриола Верного, висела арфа Арлеона. И среди всего оружия в том замке не было ничего губительнее для врагов Каморака, чем Арлеонова арфа. Ибо человеку, пешим идущему на вражеское укрепление, музыкой кажется лязг и грохот какой-нибудь страшной военной машины, которую запускают позади его братья по оружию, — и вот уже летят со свистом над его головой огромные камни и падают в стане врагов; и в пылу сражения, чей исход ещё не предрешён, ласкают слух воина резкие команды его короля, и радостно ему вдруг услышать издали крики товарищей, приветствующих перелом в ходе битвы. А в звуках той арфы воины Каморака слышали всё это и многое другое, ибо она не только воодушевляла их в бою — не раз бывало, что Арлеон-Арфист, ударив рукою по громкозвучным струнам, выкрикивал вдруг в экстазе некое прорицание, сеявшее смуту среди неприятельских полчищ. Более того, и война неизменно объявлялась лишь после того, как Каморак с воинами долго слушали Арфиста и, опьянённые музыкой, отвергали мирную жизнь. Однажды Арлеон ради одной только рифмы начал войну с Эстабонном; и свергнут был порочный король, а воины Каморака снова завоевали почёт и славу; истинно, неисповедимы пути добра.
Выше щитов и арф виднелись живописные портреты героев славных старинных преданий. Но мелкими казались все легендарные победы, ибо намного превосходили их подвиги Каморака и его воинов; и даже добыча, полученная в семидесяти выигранных Камораком битвах и выставленная напоказ в зале, казалась его воинам ничтожной по сравнению с тем, что грезилось им в их юных мечтах и что они твёрдо вознамерились стяжать.
Выше картин сгущалась тьма, потому что спустился вечер, а свечей, качавшихся под крышей на тонких цепях, ещё не зажгли; казалось, будто в здание встроили кусок ночи, как, бывает, встраивают в стену часть природной скалы. И сидели там все воины Арна, а народ Веальда дивовался на них; не было среди витязей ни единого старше тридцати лет, и все они были искусны в ратном деле. А во главе воинства сидел Каморак, в полном блеске своей молодости.
На борьбу с Временем нам положен срок в семь десятков лет или около того, но в первых трёх схватках противник сей ещё хил и слаб.
А на том пиру был один предсказатель, провидевший ход Судеб, сидел он не на почётном месте, а среди простого люда Веальда, ибо Каморак с дружиной не боялся Рока. И когда мясо было съедено и обглоданные кости сдвинуты в кучи, встал со своего места король; окружённый рыцарями, опьянённый вином и блеском своей молодости, обратился он к предсказателю:
— Вещай!
Огладив седую бороду, поднялся тогда предсказатель и осторожно молвил:
— На путях Судьбы есть события, сокрытые даже от глаз прорицателя, зато видны ему другие, которых остальным людям лучше
Тут же поднялся гул голосов, толкующих о Каркассоне, — одни слыхали о нём то ли в сказаниях, то ли в балладе, другие о нём читали, а третьи видели его во сне. Тогда послал король Арлеона, сидевшего по правую его руку, в гущу жителей Веальда, чтобы Арфист послушал то немногое, что говорилось о Каркассоне. Но воины рассказывали о завоёванных землях — кто о неприступной крепости, кто о дальних краях, — и клялись, что дойдут до Каркассона.
Через некоторое время Арлеон вернулся и сел по правую руку короля; подняв арфу, он запел песнь о Каркассоне. Далеко тот край, очень, очень далеко тот город, окружённый крепостными валами, вздымающимися один за другим; за крепостными валами поблёскивают мраморные террасы, а на террасах сверкают под солнцем фонтаны. Туда, в Каркассон, улетели от людей короли эльфов и феи; однажды вечером в конце мая, затрубив в свои волшебные рожки, они построили город. Каркассон! Каркассон!
Бывало, он являлся путешественникам, словно сон наяву, вдали на холме блестела под солнцем его твердыня, но потом откуда ни возьмись наплывали вдруг тучи или мгла; никому не удавалось подолгу смотреть на город или приблизиться к нему; впрочем, однажды случилось каким-то людям подойти к нему вплотную, до их лиц долетел печной дым, один случайный клуб дыма, не более, но они утверждали, что печь топили кедровыми дровами. Пришельцам помстилось, что живет там колдунья, бродит одиноко по дворам и коридорам мраморных дворцов, по-прежнему пугающе прекрасная, несмотря на свой восьмитысячелетний возраст; распевает вторую древнейшую песнь, которой научило её море, и от одиночества из глаз её, способных свести с ума целые армии, льются слёзы; но она всё равно не отзывает домой своих драконов — Каркассон строжайше охраняется. Порою она плавает в мраморном бассейне, в глубинах которого бежит бурная река, или целое утро лежит возле прохладной купели, медленно обсыхая на солнце, и глядит в водную глубь, волнуемую мощным потоком. Из неведомой ей дальней дали несётся он сквозь подземные пещеры и, появляясь на свет в бассейне колдуньи, вновь уходит в землю и бежит дальше, к своему морю.
По осени воды потока, бывает, темнеют от снега, растаявшего ещё весною в горах на краю земли, или же несут на поверхности прекрасные цветы, опавшие с горных кустов.
Когда вода в бассейне окрашивается кровью, волшебница понимает, что в горах идёт война; но ей неизвестно, где находятся эти горы.
Стоит ей запеть, из чёрной земли, утверждает молва, начинают бить фонтаны, когда она принимается расчёсывать волосы, на море поднимается буря, когда колдунья сердится, волки, осмелев, стаями спускаются к хлевам, а когда она печалится, море печалится тоже, и печаль их нескончаема. Каркассон! Каркассон!
Это самый прекрасный город из всех, какие только видело Утро; заметив его, Солнце вскрикивает от восторга; а Вечер, умирая, льет слёзы, расставаясь с Каркассоном.
И Арлеон поведал им, сколько страшных опасностей подстерегает всякого, кто приблизится к городу, а дорога к нему неведома, так что отчаянный подвиг этот по плечу лишь настоящим рыцарям. И тут все рыцари встали и воспели сей великий подвиг. А Каморак поклялся богами, воздвигшими Арн, и честью своих воинов, что, живой или мёртвый, но он до Каркассона дойдёт.
Тогда поднялся предсказатель и, отряхнув и расправив одежды, вышел из зала.
И Каморак сказал:
— Предстоит многое обдумать, о многом посоветоваться и запастись провизией. В какой же день выступим?
И воины дружно крикнули в ответ:
— Сей же час!
И Каморак улыбнулся на это, потому что он лишь испытывал их. И тогда они сняли со стен своё оружие — Сикорикс, Келлерон, Аслоф, Уоул по прозвищу Топор, Хугенот-Нарушитель-Мира, Уолвуф-Отец-Войны, Тарион, Лурт-Боевой-Клич и многие другие.
Паукам, сидевшим в углах звеневшего голосами зала, и во сне не снился тот ничем не тревожимый покой, который их ждал впереди.
Вооружившись, дружина построилась и вышла из замка, а впереди всех шёл Арлеон и пел о Каркассоне.
Жители же Веальда, насытившись, встали и отправились назад в свои хижины. Они не испытывали ни малейшей нужды в войнах и необычайных опасностях. Им хватало вечной борьбы с голодом.
Долгая засуха или суровая зима — вот с чем они сражались не на живот, а на смерть; если в овчарню забирался волк, для них это было подобно падению крепости, а гроза, под которой полегали хлеба, была для них коварной вражеской вылазкой. Насытившись, они медленно брели домой, наслаждаясь перемирием с голодом, а над ними раскинулся полог звёздной ночи.