Символ Веры
Шрифт:
– Что тебе нужно?
– с внешним безразличием спросил ди Конти.
– От старого и беспомощного меня? Я уже совершил для тебя одно чудо, неужели ты считаешь меня святым?
– Боскэ жив, - с железной уверенностью отозвался Морхауз.
– Франц вывел его из отеля и города, это я знаю точно. Но дальше их следы теряются. У меня есть деньги, есть доверенные люди. Но нет столь прочных связей и знакомств на Востоке, как у тебя. Боскэ еще можно найти и спасти, но действовать надо очень быстро.
– Да, такое вполне возможно...
– кардинал
– Но, Александр, я по-прежнему не вижу причин помогать тебе. И дело даже не в том, что я пока не получил компенсации, достойной минувших усилий.
– Ты ничего и не просил, - не выдержал Морхауз, с трудом удерживаясь от гневного возгласа.
– Настоящая беда кроется в ином, - продолжил старик, будто бы не слыша слов оппонента.
– Ты расслабился, потерял хватку. Я мог бы помочь бойцу, который оступился и пропустил удар. Такое случается с каждым из нас, нельзя побеждать во всех боях. Но...
Уголино вздохнул и сжал ладони.
– Есть ощутимая разница между ошибкой и слабостью. И в тебе я вижу второе. К сожалению.
– Ты же понимаешь, «французы» сыграли против всех правил!
– Морхауз с ужасом почувствовал, что выдержка все же изменяет ему и невольно повысил тон. Уголино скривился при виде такой несдержанности, однако кардинал-вице-канцлер уже не мог остановиться.
– Интриги, подкуп, прочие подлости и хитрости - это святое, это, можно сказать, канон!
– вопиял Морхауз, потрясая кулаком.
– Но устраивать перестрелку посреди Бейрута, засылать ассассинов! У нас что, вернулись времена Борджиа?!
– Да, они сыграли не по правилам, - смиренно склонил голову ди Конти, словно устыдившись вспышки эмоций у собеседника.
– Да, мы давно уже не выясняем отношений при помощи мышьяка, стали или свинца, убивая креатуры оппонентов. Ну и что с того?
– Что?..
– не понял Морхауз.
– И что с того?
– повторил Уголино.
– Ты подошел очень близко к границам традиционно допустимого. Они эту границу перешли, да. Но ты должен был принимать во внимание такую возможность!
Уголино неожиданно стукнул по столу сухоньким кулачком. Жест был слабым и со стороны мог бы показаться смешным, но в ушах Александра отозвался стуком гвоздя по гробовой крышке.
– Ты не понимал, сколько сиятельных мозолей оттоптал одним махом?
– теперь уже седой старец повысил голос.
– Ты не понимал, что загнал их в угол?!
– Да, я не предусмотрел ... такой реакции ...
– мерзкий привкус унизительной горечи стал невыносим, Морхаузу смертельно хотелось прополоскать рот хорошим вином или хотя бы сплюнуть.
– Но и они...
Он умолк, понимая, что сбился на жалкие оправдания, и, наконец, опустил взгляд. Уголино мог бы потянуть паузу, дотаптывая просителя, но милосердно не стал.
– Ты показал себя слабым, - с ледяным спокойствием сказал ди Конти.
– Твои враги обыграли тебя на твоем же поле, твоими же камнями.
Морхауз сжал кулаки. Видя это, старик
– Или ты думал, что увлечение го останется тайной? Ей-Богу, Александр, лучше бы ты играл в японские шахматы, по примеру Боскэ. Впрочем, мы отвлеклись… Гильермо выжил, но не твоими заботами, поэтому сейчас ты измерен, взвешен, и очень близок к ... признанию легким. Это печально. Однако гораздо печальнее то, что к твоему неудачному проекту причастен и я. И соответственно я тоже стал более легким. Ты понимаешь это?
– Да, - глухо отозвался Морхауз, не поднимая глаз.
– Поэтому второго чуда не будет. Мне еще предстоит выправить ущерб, который понесла моя gloria от такого провала.
Александр сидел молча, постукивая ногтями по столу в рваном, дерганом ритме, очень быстро. Возможность отказа он рассматривал, однако искренне надеялся, что до этого не дойдет, без помощи ди Конти шансы отыскать Франца и Гильермо на Юге сильно падали. И это в ситуации, когда враги шли по следу, и каждый час промедления мог оказаться фатальным.
– Для тебя еще не все потеряно. Как говорят, «finis coronat opus». Я бы добавил лишь tantum, ибо только конец венчает дело, - негромко, однако очень веско вымолвил ди Конти, чётко выделяя слово «только».
– Решишь этот вопрос, и возможно нам снова найдется, что обсудить. Помогать победителю, особенно тому, кто вырвал победу в безвыходных обстоятельствах - легко и приятно. Мне нравился твой протеже. Из него мог получиться хороший первосвященник и наместник Иисуса Христа.
«Нравился», «мог» - Уголино говорил о Боскэ в прошедшем времени. Морхауз машинально отметил это.
– Если не сможешь... что ж, я могу посодействовать, чтобы ты отправился в приличный монастырь где-нибудь на юге Мексиканской Империи, в место поспокойнее. На севере там сейчас слишком страшно, картели понемногу открывают для себя нефть, а этот товар, похоже, станет прибыльнее кокаина. Большего не жди.
– Я понял, - устало сказал Морхауз.
– Это хорошо. Не стану желать удачи, на нее тебе полагаться не стоит. Не скажу, что верю в тебя, это было бы недостойной ложью. Но будущее покажет. Прощай.
Морхауз не стал провожать Уголино, как того требовали правила вежливости и статус гостя. Впрочем, итальянец этого и не ждал. После ухода ди Конти кардинал-вице-канцлер глубоко задумался. Наконец он вызвал секретаря.
– Ваше преосвященство?
Фра Винченцо выглядел не лучшим образом - щегольская рубашка, которую не меняли несколько дней, измялась, подернувшись складками. Бородка свалялась и скривилась набок, словно у Люцифера в модной постановке Op'era de Paris. Длинные волосы чуть лоснились и требовали мыла. Морхауз на мгновение ощутил жалость к секретарю, который уже не первые сутки обходился без сна, но поймал и задушил ее без всякого снисхождения. Претерпевать неожиданные испытания - долг верного слуги. За них он будет должным образом вознагражден. Но после, когда кризис успешно завершится.