Символ Веры
Шрифт:
– Все так сложно?
– сумрачно и безнадежно уточнил фюрер.
– Более чем. Дело в том, что вас очень деятельно ищет «Деспер», если тебе это о чем-то говорит.
– Говорит, - буркнул Хольг.
– А я все думал, кто же это такой быстрый и жесткий ... Наверное, есть повод возгордиться.
– О, даже больше, чем ты думаешь, - улыбнулся черный командир.
– После встречи с вами Риман мечется, как будто его тарантул в зад укусил. А Беркли отправился на больничную койку.
– Фрэнк «Скорпион» Беркли?!
– Хольг вдохнул и забыл выдохнуть.
–
– удивился Капитан, демонстрируя очень хорошее знание вопроса.
– Точно, откуда ж тебе знать...
– О, Господи...
– только и смог выговорить фюрер.
– Так что да, можешь возгордиться. И соответственно лучше понять мою морально-этическую проблему. С одной стороны я могу сдать вас «Десперу», оптом. Фрэнк не знает меры и не понимает, что народно-освободительная борьба - это не отряд наемников, которых можно запугать головами на кольях.
Гильермо вздрогнул, но под широкой теплой шинелью этого никто не заметил.
– Поэтому у меня с «Деспером» в последние полгода отношения весьма ... непростые. Откатить их к началу и немного примириться было бы весьма к месту.
Хольг ничего не сказал, только поднял воротник еще выше, до самых ушей и шмыгнул носом. Покалеченные пальцы болели, нога болела еще сильнее. Смертельно хотелось наконец-то по-человечески умыться, с мылом, и побриться.
– С другой стороны кригскнехты редко помнят добро дольше пары дней, а в деловых интересах нам с «Деспером» не разойтись, - продолжал думать вслух Капитан.
– И возможно вставить фитиль «Самой успешной коммерческой армии в мире» было бы эффектнее и полезнее. С этой точки зрения правильно отпустить вас идти своей дорогой.
– Есть и третий вариант, - прогудел из толстого воротника шинели Гильермо, на которого никто не обращал внимания, думая, что монах дремлет.
– Сопроводите нас к Мо... к нашему покровителю. Вы не только отплатите недругам, но и заработаете.
– А это, к сожалению, не вариант, - искренне опечалился Капитан.
– Хотя соблазнительно.
– Почему?
– Мой дорогой Боскэ, вы представляете собой фишку на большом игровом поле. Я не знаю ни правил, ни участников. В таких играх не стоит даже ставить на результат, и тем более - пытаться двигать фигуры. Слишком велик риск, что проигравшая сторона придет бить меня доской. Я отобьюсь, но к чему эти лишние проблемы?
– Но ведь передать нас этому де... Дес... тем плохим людям, это ведь тоже игра.
– Нет. Просто дружеская услуга. И если у вашего покровителя возникнут по этому поводу претензии, он сможет высказать их непосредственно «Десперу». Поэтому мой выбор довольно прост, и в нем только две позиции. Не три.
– Не вижу разницы, - признался Гильермо.
– Хотя, наверное, это сейчас уже неважно. Вы уже приняли решение?
– Нет, однако, намерен сделать это прямо сейчас.
Хольг затравленно оглянулся и безнадежно опустил плечи. А может лишь талантливо разыграл отчаяние, волчьим чутьем выбирая момент для решительных действий.
– Не стоит, - покачал головой Торрес, следящий за
– Не успеешь. Ты не первый и не последний, кто хотел убить меня в моем же лагере.
Хольг скрипнул зубами так, что казалось, крошки эмали осели на языке. Однако ничего не сказал. Обыскали его на совесть, а пытаться идти в рукопашную против вооруженных и опытных убийц - дело заведомо бессмысленное.
– Скажите... Гильермо... а как вас стоило бы именовать правильно?
– неожиданно спросил Торрес.
– Если представить вас понтификом?
– Ваше Святейшество, - механически отозвался Боскэ.
– И пишется с больших букв оба слова.
– Ваше. Святейшество, - раздельно повторил Капитан, словно пробуя слова на вкус.
– Хорошо звучит. И как вы себя чувствуете в новой роли?
– Никак, - Гильермо поправил рукав шинели.
– Вернее, я себя чувствую как человек, которого пытаются то убить, то продать, как призовую ярмарочную свинью. Не хотите ли ткнуть в меня ножом?
– Зачем?
– Торрес на мгновение растерялся.
– Оценить прослойку сала, - хмыкнул Боскэ.
– Черт возьми, ваше святейшество, я видел ветеранов, которые держались с меньшим присутствием духа, - казалось, Торрес вполне искренне восхитился. В его голосе не было ни намека на «большие буквы».
– Он просто не понимает, - очень тихо сказал фюрер.
– Он ничего в жизни не видел и не понимает ее. Он не знает, что нужно бояться. Потому что есть чего бояться.
– Да, пожалуй...
– согласился Капитан после короткой паузы.
– К слову, товарищ Гильермо, и как вам окружающий мир? Вы конечно еще не видели его в самых отвратительных проявлениях, но все же, как я понимаю, вырвались из прежнего предсказуемого мирка?
– Да уж, - Боскэ снова вздрогнул, и на сей раз это не укрылось от взгляда черного командира.
Доминиканец подумал над вопросом под непроницаемым взглядом темных глаза Капитана. Фюрер тоже молчал, боясь шевельнуться. Он отчетливо понимал, что под прицелом снайпера на башне был не в большей опасности, чем сейчас. Несмотря на все показное дружелюбие Антуана Торреса.
– Знаете, если отбросить все-все, то ...
– Боскэ вздохнул.
– Sine ira et studio... я понял только то, что мир очень большой. И в нем много зла. Но я видел слишком мало, чтобы судить однозначно и категорично. Слишком мало. Я должен узнать и увидеть больше.
– Это мудрые слова, - очень серьезно сказал Торрес.
– По-настоящему мудрые.
Капитан отвернулся, сложил руки за спиной, склонил голову. Свет вечернего солнца скользнул бликом по блестящему бритому затылку. Стало еще холоднее.
– Вас ждет долгий и страшный путь, ваше святейшество, - не оборачиваясь произнес Капитан.
– Если действительно захотите узнать больше. Товарищ Олег прав - вы все еще ничего не видели. Но думаю, увидите.
Фюрер дернул щекой, услышав собственное имя в хорошем, правильном произношении. Удивительно было не это - кто ведет дела в Азии, тот владеет русским - а то, что Капитан вообще знал имя.