Символизм сказок и мифов народов мира. Человек – это миф, сказка – это ты

Бену Анна

На священном месте жрец измеряет шагами мир в миниатюре. В ходе церемонии энергии космоса реализуются в теле верховного жреца. Даосская идея о возвращении к истокам для достижения обновления является центральной во всей церемонии: цель жреца заключается в том, чтобы обеспечить повторным наполнением силами света, жизнью, благословением, ростом и Ян все общество, как живых, так и мертвых.

Цзяо выполняется в честь «Трех достойнейших», далеких и абстрактных существ, которые являются высшими богами даосизма: Почтенный небожитель исконного начала, чистейшее воплощение изначальной ци; Почтенный небожитель,

господин Дао, посредник между исконным началом и богами; Почтенный небожитель Лао-цзы, ученик и посланец первых двух» (Дженнифер Олдстоун-Мур. «Следуя путем Дао». «Китай. Земля небесного дракона»).

Одежда, расшитая небесными символами, переносит человека, его сознание в небесный мир, мир духовный, где царят чистейшие воплощения исконных начал, откуда он может черпать мудрость, силу и истину и проводить в мир земной.

«После этого все, оживленно беседуя, двинулись к дому Шуня.

– Можете взять землю, скот и дом, – бубнил Сян. – Мне нужны лишь цитра, лук и жены, ибо…

– Но без одеяния и украшений, – вставила мать Сяна. – Тебе их не носить, да и твоим женам богатство теперь ни к чему. Они станут рабынями, и я сама прослежу, чтобы они не ленились.

Войдя в дом, злодеи объявили о том, что Шунь погиб, а они вступают во владение всем его имуществом. Мачеха кинулась к сундуку и, раскрыв его, стала выбрасывать содержимое на пол. Отец, стуча палкой по половицам, ходил по горницам и ощупывал вещи. Сян же сорвал со стены цитру, сел на постель Шуня и, ударив по струнам, приказал женам раздеться и плясать. Слуха у Сяна не было. О таких людях, как он, говорят, что им наступил на ухо слон. Не успели женщины скинуть свои одежды, как в дом вступил Шунь.

Считая созидательное сознание мертвым, хаотичные силы разума, эмоций и инстинктов заполняют собой дом – сознание целиком. Сян не имеет слуха, фальшиво играет на цитре, так как это неорганизованная, необузданная инстинктивная сила, не обладающая знанием гармонии и ритма.

– Дорогие гости! Я вас не ждал в доме! – сказал он окаменевшим от ужаса злодеям. – А вы, жены, подайте моим родителям и брату угощение.

Родичи не захотели садиться за стол и, пятясь, как раки, покинули дом. Но, возбужденные богатствами Шуня и красотою его жен, злодеи вскоре опомнились и стали вновь размышлять, как наверняка погубить сына и брата.

– Я думаю, – сказала мачеха первой, – что у Шуня под рабочей одеждой было вышитое одеяние. Когда я разбирала сундук, я видела, что таких одеяний множество. Поэтому Шуня надо отравить.

– Да! Да! Отравить! – радостно подхватил Сян. – Как мы сразу не догадались? Тогда бы нам не пришлось засыпать колодец и рыть новый. У нас бы остался амбар. Я сам отправлюсь к Шуню и, извинившись перед ним, приглашу его на пир.

Придя домой, мачеха занялась приготовлением яда, заставив мужа толочь в ступе какие-то куски и крупинки. Наутро Сян отправился к Шуню, чтобы пригласить его в гости.

Едва

Сян покинул дом Шуня, как он обратился к женам:

– Что же теперь мне надеть? – спросил он. – Я уверен, что они не думают мириться со мною, а намерены меня погубить.

– Иди в чем хочешь! – ответили жены. – Пей и насыщайся! Только намажься вот этим.

Они вручили супругу деревянную коробочку с каким-то зельем. Шунь разделся и стал втирать зелье в руки, ноги, лицо,грудь и живот. Спину же ему натерли жены. После этого Шунь облачился в чистое белое одеяние, расчесал волосы и, насвистывая, отправился к родичам.

Его ожидал стол, накрытый яствами, и радостные лица. Усадив Шуня на почетное место, злодеи стали потчевать гостя. Шунь ел и пил за обе щеки. Хозяева ему не уступали, так что вскоре стали расхваливать свое вино заплетающимися языками, а у Шуня, как говорят, не было ни в одном двухзрачковом глазу. Наевшись и напившись, он вежливо поблагодарил хозяев, уже валявшихся в бесчувствии на полу, и как ни в чем не бывало отправился домой.

Иллюзорные проявления – мачеха, отец и брат пытались погубить созидательное сознание в огне страстей, завалить своими «кармическими хвостами» – т.е. результатом отрицательных деяний на дне колодца – на дне души.

Отравленная пища

Теперь эти негативные начала стремятся отравить сознание иллюзорной пищей. На вид пиршественный стол прекрасен, но содержит яд хаотичных эмоций – мачехи, яд невежественного разума – отца и яд разрушительных сил инстинктов.

Волшебная мазь

Шунь натерся волшебной противоиллюзорной мазью, данной женами – мудрыми качествами психеи, мазью, нейтрализующей яд. Это мудрость, выношенная сферой души, которая отталкивает все иллюзорное, ядовитое и растворяет хаос, не давая ему овладеть силами души и сознания.

«За всеми приключениями шурина наблюдали сыновья Яо, передавая о виденном Яо. Правитель решил, что Шунь может быть его наследником. Но, будучи человеком осторожным, все же решил сам устроить зятю испытание. Он предложил ему отправиться в глухомань, населенную зверями и призраками, и, пройдя через нее, вернуться к утру.

Когда стемнело, Шунь направился в Лес ужасов, который еще никому не удавалось перейти. Во мгле сверкали зрачкиШуня, и звери в ужасе бежали, змеи, шипя, отползали в сторону, духи прятались под землю. К утру Шунь вернулся во дворец живым и невредимым».

Яо – высшее начало в сознании, соединяющее все три мира, помещает Шуня – растущее молодое сознание, но уже окрепшее в столкновениях с иллюзиями, во тьму леса, где можно заблудиться, в сферу неведения и страха, порождающих чудовищ разума и чувств.

– Сын мой! – обратился Яо к зятю. – Я убедился, что ты достоин быть наследником. Но ты еще не подготовлен к высоким обязанностям. Поэтому назначаю тебя младшим чиновником. Ты должен будешь подняться к трону по лестнице власти, с которой срывалось множество моих слуг.