Символизм сказок и мифов народов мира. Человек – это миф, сказка – это ты

Бену Анна

И стал Шунь чиновником. Эта деятельность вскоре принесла ему прозвище Безупречный, ибо он не допускал никаких промахов. Своими четырьмя зрачками он легко различал обман и недобросовестность. Он видел людей насквозь. Поэтому, не дождавшись, пока Шунь поднимется до вершины лестницы власти, Яо передал ему бразды правления. Первым делом Шунь отправился на колеснице, запряженной драконами, в родную деревню. Мачеха уже умерла. С отцом Шунь примирился. Старец к тому времени понял, какого благодетельного сына он имел. Раскаялся и Сян. Видя искренность его раскаяния, Шунь назначил Сяна князем в области, где было много слонов».

Поднимаясь по лестнице совершенства, Шунь – молодые, победившие мрак силы сознания сменяют на троне разума уставшее старое мудрое сознание. Шунь достигает мудрости Яо

и по сути становится им, вдохнув в управляющее сознание новые силы.

Шунь едет в родную деревню – осматривает свое детское сознание, из которого он вырос, отправляясь на колеснице, запряженной драконами – на крыльях небесной мудрости. Сила побед Шуня над иллюзиями дает результат – источник заблуждений – мачеха – умирает. Слепой отец Шуня, не руководимый отрицательными проявлениями эмоциональной сферы, следует теперь за зрящим сознанием. Разрушительная сила инстинктов – Сян, руководимый и направляемый организующей силой мудрого сознания – Шуня, служит созиданию и управляет всеми слонами – неорганизованными силами человека.

Шунь обладает даром видения внутреннего и внешнего, и его ясность и зоркость помогает осветить сферу тени, источник иллюзий, прогоняя змей заблуждений со своего пути.

«Став Сыном Неба, Шунь прежде всего занялся преобразованием музыки, и не только потому, что ее любил. Будучи чиновником, Шунь убедился, что ни один вор и мздоимец не любит музыки, если не считать мелодии, издаваемой золотом и серебром. Музыка, как считал Шунь, может лучше исправить нравы, чем самые суровые законы. К пятнадцатиструнным гуслям Шунь добавил еще десять струн. Он сочинил мелодию «девяти призывов» для флейты и губного органчика. Стоило зазвучать этим призывам, как в Поднебесной наступало веселье и с неба прилетали к Шуню фениксы, под покровительством которых он находился. Музыка была любимым занятием Сына Неба до конца его лет.

Шунь умер, осматривая южные земли в пустоши Цанху. Печальная весть облетела всю Поднебесную империю. Вдовы Шуня, разделявшие все горести удивительной жизни этого смертного, тотчас поспешили к месту кончины. Глаза их были застланы слезами, и они не видели ничего вокруг. Горькие слезы падали на стволы бамбука, проедая их. С тех пор на юге появился бамбук, который называют бамбуком духов реки Сян.

Останки Шуня положили в глиняный саркофаг. Когда его опустили в могилу, с неба послышалось «девять призывов», но не радость они вызвали, а слезы. Люди не видели, как к пустоши Цанху полетела стая фениксов. Они роняли на землю разноцветные перья, и там, где падало перо, будущей весной вырос великолепный цветок. Каждой весной в местности Цанху люди видели огромного слона. Он тащил борону, вспахивая пустошь. Другие слоны наблюдали за его работой, одобрительно помахивая хоботами. С тех пор в Поднебесной слоны не вытаптывали посевов и не ломали домов.

Опустевший трон Поднебесной занял Юй, тот, который усмирил потоп».

«Девять призывов» призывают фениксов с неба, являющихся символом мудрости, способной перерождать и трансформировать сознание, даровать ему крылья знаний. Какую культуру бы мы ни рассматривали, везде встречается символ девятки. В скандинавской мифологии это древо Иггдрасиль, имеющее девять веток. Еврейское древо Сефирот имеет девять веток – сфер. В русских сказках это тридевятое царство. В Древнем Египте девятки – эннеады богов, а также девять небес загробного мира.

Миф о Шуне повествует о девяти призывах. Девять – символ бесконечности, полноты и завершенности, так как далее цифры повторяются (см. «Символика чисел в сказках»). Шунь достиг вершин мудрости, победив хаос, поднявшись по лестнице преображения от сферы неведения к небесам знаний, где царствуют фениксы и небесные драконы. Девять призывов – музыка полноты пройденного пути сознания от неведения к знанию, к гармонии и истине. Изначально Шунь родился и рос в крестьянской семье, крестьянском доме. Постепенно миф повествует о том, как растущее сознание, развиваясь, покидает родительский дом невежества, где

царят иллюзорные представления, и строит собственный дом познания, и, в конце концов, достигает вершин познания – обретая трон во дворце. Это путь от крестьянского дома – невежественного сознания в неограниченный, соединяющий Небо и Землю дворец мудрости. Такой же путь совершает Емеля в русской сказке – от темной избы до дворца царя. Подобный путь проходят братья Бата и Ануп в египетской сказке – от крестьянского дома и быта до дворца фараона.

Этот миф повествует о пути человека к преображению, о красоте плодов, принесенных при жизни, и их благоухании после смерти – рождающиеся весной цветы от перьев феникса, о том организованном плодотворном начале, которое каждую весну – т.е каждый новый цикл вспахивает поле для создания новых плодов. Это мудрое правление в самом себе и распространение плодов мудрости в мире.

Песнь о Гайавате

Генри Лонгфелло

«Песнь о Гайавате», – говорит Лонгфелло, – это индейская Эдда, если я могу так назвать ее. Я написал ее на основании легенд, господствующих среди североамериканских индейцев. В них говорится о человеке чудесного происхождения, который был послан к ним расчистить их реки, леса и рыболовные места и научить народы мирным искусствам. У разных племен он был известен под разными именами: Michabon, Chiabo, Manabozo, Tarenaywagon, Hiawatha, что значит – пророк, учитель. В это старое предание я вплел и другие интересные индейские легенды… Действие поэмы происходит в стране оджибуэев, на южном берегу Верхнего озера, между Живописными Скалами и Великими Песками» (Перевод Ивана Бунина. 1898 г.).

«Подлинная ирокезская легенда о Гайавате, – пишет Дон Бирлайн в книге «Параллельная мифология», – не имеет ничего общего с историями, содержащимися в книге Лонгфелло «Песнь о Гайавате». Лонгфелло изображает Гайавату как героя алгонкинов, а не ирокезов. Действие «Песни о Гайавате» происходит в районе Верхнего Озера», тогда как настоящая родина Гайаваты, согласно ирокезам, – центр и запад штата Нью-Йорк. Мифы, пересказанные Лонгфелло, в действительности были легендами об алгонкинском божестве Мичабо».

Мы рассматриваем мифы, собранные Лонгфелло, не с точки зрения исторической точности и племенной принадлежности, а как отражение внутреннего микрокосма человека, стремящегося наделить смыслом свою вселенную.

Первая глава повествует о Владыке Жизни, сотворившем мир, о его обращении к индейским народам с призывом к миру.

…Закурил Владыка ЖизниТрубку Мира, созываяВсе народы к совещанью.Гитчи Манито, всесильный,Сотворивший все народы,Поглядел на них с участьем,С отчей жалостью, с любовью, —Поглядел на гнев их лютый,Как на злобу малолетних,Как на ссору в детских играх…Погрузитесь в эту реку,Смойте краски боевые,Смойте с пальцев пятна крови;Закопайте в землю луки,Трубки сделайте из камня,Тростников для них нарвите,Ярко перьями украсьте,Закурите Трубку МираИ живите впредь, как братья!»

«Большинство индейцев, – пишет в своей книге «Индейцы Великих равнин» Юрий Котенко, – верило в особую магическую силу разлитую в мироздании. Алгонкины называли ее маниту ирокезы – оренда, сиу – вакан. Это слово выражало и представления индейцев о высшем существе, управляющем миром…»

«Шел ли индеец в военный поход или мирно предавался радостям жизни в родном жилище, он никогда не забывал о трубке – самом почитаемом культовом предмете. Дым от нее считался лучшей жертвой Великой Тайне, и, посылая его небу, земле и четырем сторонам света, индеец молился о благоденствии своем и всех близких… Пока у индейца есть трубка – ему можно рассчитывать на помощь высших сил, и он всегда имеет шанс быть услышанным Великой Тайной» (Юрий Котенко. «Индейские амулеты»).