Символы. Песни и поэмы
Шрифт:
Но вам притворство не к лицу:
Я знаю, к Богу вы хотите
Вернуть заблудшую овцу.
Подумайте, какая мука,
Когда порой вы даже звука
Не произносите, — в глазах
У вас я мысль о Боге вижу.
О, этот детский глупый страх
От всей души я ненавижу!..
Прошу вас, уходите прочь, —
Вы мне не можете помочь!..»
Ее в порыве злобы бурной
Он с наслажденьем мучил, мстил,
Бог
Он слабым голосом молил.
Она в отчаянье уходит,
По городу без цели бродит;
Светло; но в тусклых фонарях
Вечерний газ давно желтеет
В прозрачном небе. На ветвях
Деревьев гроздьями белеет
Пушистый иней: он везде —
И у прохожих в бороде,
И на косматой лошаденке,
На белокурых волосах
Бегущей в лавочку девчонки,
На меховых воротниках…
Скрипят полозья, мчатся санки.
Кипящий сбитень и баранки
Разносит мужичок с лицом
Замерзшим, в теплых рукавицах.
Веселье бодрое кругом —
И в звонком воздухе, и в лицах,
И в блеск розовых снегов
На кровлях сумрачных домов.
Уж в освещенных магазинах
И в окнах лавок овощных
Мороз играет на витринах
Цветами радуг ледяных.
Там — масла сливочного глыба
И замороженная рыба,
Там зайцы жирные висят.
Хозяек опытные взоры
Пленяют дичи, поросят
И овощей зеленых горы.
Лазурь вечерняя темней…
И снежных искр, живых огней
Как будто полон воздух синий…
А в сердце Ольги — тишина.
Как посреди немой пустыни —
Она в толпе совсем одна,
Мертва, бесчувственна… Читает
Спокойно вывески, не знает,
Куда идет. Казалось ей
Такою призрачной, далекой
И непонятной жизнь людей.
Душа, затихнув, спит глубоко…
Но скоро бедная домой
Вернулась с прежнею тоской
И робко подошла к постели:
Он бредил, на его щеках
Слезинки жалкие блестели…
Он с тихою мольбой в устах
И с выраженьем детской муки
К груди прижал худые руки:
«Да где ж она?.. Ведь я люблю…
О, как я мог!.. За что обидел
Голубку бедную мою…
Теперь она ушла… я видел, —
Ей было горько… не придет!..»
— «Я здесь! — она его зовет, —
Я здесь, мой милый!..» Он не слышит,
Напрасно Ольга обняла
Больного; он с усильем дышит…
«Она ушла, совсем ушла»…
И плачет
И долго мутными глазами,
Ее не видя, смотрит вдаль.
В лице — покорная, немая
И безнадежная печаль…
Полоска бледно-голубая
Светлеет в окнах: первый гул
Столицы слышен… Он уснул.
И видел сон: идет куда-то
По длинным комнатам, пустым
И мрачным… Сердце в нем объято
Тревогой смутной. А над ним
По темным лестницам и сводам,
По бесконечным переходам,
Как будто шум от сквозняка,
Был слышен свист однообразный,
Пронзительный. В груди — тоска,
Мечты унылы и несвязны…
Уж он устал, но все вперед,
Вперед по комнатам идет.
И громче ветра шум пустынный;
И сквозь таинственную мглу
Он видит — кто-то темный, длинный
Стоить, не двигаясь, в углу.
И с головы до ног упало,
Его закутав, покрывало.
Порой лишь складки черных риз
Дыханье ветра подымает, —
Они колеблются, и вниз
Одежда медленно сползает…
Он чувствует — последний час
Пришел… И не отводит глаз,
И смотрит в ужасе смертельном.
Напрасно хочет он бежать…
В его томленье беспредельном
Есть жажда наконец узнать,
Проникнуть в страшный смысл загадки.
Он видит: трепетные складки
Сейчас лицо откроют… Вот —
Все ниже, ниже покрывало.
Еще мгновенье — и падет…
Вдруг ветер зашумел, — упало,
Он понял: это — смерть!.. И вдруг
Проснулся. В комнате вокруг
Все было ярко в зимнем блеске.
Сидела Ольга у окна…
И луч играл на занавеске.
Борис почти не помнил сна,
Но поглядел кругом бесстрастно…
И он почувствовал так ясно
И понял смерть, как никогда.
От всех порывов, колебаний
И от надежды — ни следа.
И нет любви, и нет желаний!
В его душе, в его очах —
Теперь один безмолвный страх.
Больной о смерти думал прежде
По книгам, по чужим словам.
Он умирал в слепой надежде,
Что смерть еще далеко, там,
В грядущем где-то. Он сумеет
С ней помириться, он успеет
Вопрос обдумать и решить
И приготовиться заране…
И — вот он понял: жизни нить
Сейчас порвется. Не в тумане,
Не в дымке — подойдя к концу,
Он видел смерть лицом к лицу.