Синдикат «Громовержец»
Шрифт:
Через мгновение молотили уже со всех сторон, Кирилл задыхался, сердце бешено колотилось. Он закрылся и шаг за шагом отступал, стараясь не упасть.
— Я деньги взял? — в поле зрения опять появилась ненавистная физиономия Поршня. Кирилл, забыв про боль, размахнулся и что есть сил приложил ему ботинком между ног. Даже самому стало больно.
— А-а! — заорал Поршень, сгибаясь пополам. — Су-ука! Убью, гнида!
Кирилл обхватил голову руками, догадываясь, что сейчас из него станут делать холодец. Его наконец повалили, ударив под колено, перед глазами мелькнул
Никто не заметил, как на месте расправы оказался Пакля. Он подскакивал с разных сторон, пытаясь увидеть, кого казнят. Потом сунулся к одному из промзаводских.
— Э, что тут?
— Свали на хрен! — последовал решительный ответ.
— Ну правда, чего? — упорствовал Пакля. Он волновался, как начинающий репортер, случайно оказавшийся в центре потрясающей сенсации.
— Иди в задницу, не лезь! — гнали его, но он не уходил.
И тут кто-то в жаре битвы достал Паклю. Может, случайно, а может, и со злости, но Пакля получил по зубам. Сначала он немного ошалел. Отошел и несколько секунд молча ощупывал челюсть. Глаза его вдруг начали наливаться кровью.
— Ах вы твари! — заорал он.
Это было так необычно, что несколько парней даже остановились и удивленно обернулись. Пакля в этот момент взялся за какой-то ободок на шее и переместил его на голову. Словно надел маленькие наушники. И с невиданной злобой и решимостью заорал:
— Ко мне! Быстро ко мне!
Никто не ожидал, что занюханный Пакля умеет так кричать и злобно сверкать глазами. Но то, что произошло дальше, ожидалось еще меньше.
Через забор перемахнули двое никому не известных мужиков. Оба крепкие, надутые мышцами и совершенно спокойные на лицо. Правда, одежонка на них была плоховата, и это очень бросалось в глаза. Какие-то мятые, заляпанные краской штаны, уродливые рубашки, драные кеды. Все словно с помойки.
Собственно, оно и было с помойки. Само собой, Пакля позаботился, чтобы переодеть своих близнецов-телохранителей в «штатское». Но одевать пришлось с дядькиного чердака.
Разглядеть и обсудить наряды незнакомцев никто не успел. Оба вломились в толпу, словно две молотобойные машины. Пакля отошел в сторонку и с кривой усмешкой наблюдал, как промзаводская «пехота» разлетается в разные стороны.
Все происходило довольно тихо, раздавались лишь приглушенные шлепки да ошалелое вяканье пострадавших. Кирилл, только-только собравшийся с силами и мыслями, понял, что вокруг кипит бойня. Причем непонятно, кто кого бьет.
Он откатился в сторону и укрылся за старой холодильной камерой, выставленной ржаветь на улицу. Все болело — ребра, суставы, голова. Впрочем, лицо, которое Кирилл старательно прикрывал, мало пострадало. Всего лишь разбитая губа и горящая ссадина над глазом.
Он наконец разглядел — промзаводских дубасят два здоровенных мужика со скучными выражениями на лицах. Сначала Кириллу казалось, что на помощь пришла Гимназия, но все оказалось куда непонятнее. Он не знал ни одного из этих мужиков.
— Сваливаем! Сваливаем! — хрипло орал Бивень, держась за расшибленную физиономию.
Дрын,
— Блин! Кира пехоту привел! — прорычал он. — Кто мне говорил, что Гимназия не подпишется?
— Это не Кира! — задыхаясь, выпалил подбежавший Рваный. — Это Пакля!
— Пакля?!! — у Дрына отвисла челюсть.
— Да, да! Пакля позвал двух мужиков, вообще отмороженные. Надо ребят вытаскивать, пока не убили…
Но вытаскивать ребят не пришлось. Все ребята благополучно убрались сами.
— Козлы! — надрывно хрипел Бивень. — Козлы драные! Ответите!
Каким-то чутьем Дрын понял, что сейчас нужно в самом деле сматываться. А не демонстрировать крутизну и стойкость характера. Вся его команда очень быстро исчезла из-под памятника и тихими улочками добралась до водокачки, где занялась зализыванием ран.
Кирилл не знал, стоит ли ему выбираться из-за морозильника. Но Пакля первым его заметил. Он высокомерно ухмыльнулся и сказал:
— Понял, Кира? Вот так теперь…
И с этими загадочными словами он исчез через пролом в заборе. Оба мускулистых мужика безмолвно последовали за ним.
Жителям Зарыбинска было совершенно наплевать, почему их город так назвали. Зарыбинск — ну и пусть. Могли и чего похуже придумать.
Тем не менее иногда находились желающие на эту тему поспорить. Была, например, такая оптимистическая версия. Лет сто пятьдесят назад один помещик поставил на Подгорке плотину и стал разводить рыб. И сюда стали приезжать за рыбой.
В самом деле, неподалеку от города имелись развалины плотины. И кое-какая рыбешка там плавала, правда, не в таких количествах, чтобы за ней специально ездить.
Поэтому имелась другая версия — реалистическая.
Рыбой действительно торговали, но не здесь, а на Узловой. Там вообще-то всем торговали — станция есть станция. Вполне возможно, туда приезжали и за рыбой. Зарыбинск же находился за Узловой, следовательно — за рыбой.
Неизвестно, кто тут был прав. Но факт оставался фактом: на Узловой испокон веков торговали и рыбой, и мукой, и семенами, и инструментом, и домашним скотом. Жизнь на станции шевелилась куда бодрее, чем в Зарыбинске. Приезжали поезда, шумел рынок, толкался самый разнообразный люд. Работали пивные и несколько подвальчиков, самонадеянно называющих себя «ресторанами». Процветала сдача комнат внаем, в том числе и на час.
Поршню не впервой было приезжать на Узловую, и всякий раз у него в груди что-то радостно трепетало при виде заполненных людьми улиц, набитых товарами ларей, строящихся домов — больших и красивых. После зарыбинского пыльного безлюдья Узловая казалась столицей мира. И крик приходящего поезда звучал торжественно, как фанфара.
Поршень сошел с автобуса, постоял несколько минут на станции, привыкая к местному многоголосью и многоцветью. Затем подтянул шнурки на кроссовках и зашагал по центральной улице, дыша волнующим воздухом цивилизации.