Синдром Адели
Шрифт:
Сняв её с себя, взял за локоть и повел к большому, на всю стену, зеркалу.
— Что ты хочешь? — спросила она шепотом, полным ужаса. Я прислонил её грудью к холодной поверхности, и она тут же попыталась вырваться, но я был сильнее. Прижал ее за шею, поднял платье. Нашёл её заднюю дырку и снова вогнал член. Она выгнулась и шумно выдохнула. Я начал трахать ее медленно, глубоко, погружаясь сантиметр за сантиметром. Пытался поймать её взгляд в зеркале, но она, сука, отворачивалась в сторону, чтобы не смотреть на меня. Но я взял ее за волосы и держал так, чтобы она не вырвалась и смотрела. Она стояла на полусогнутых ногах,
— Х… хватит… — простонала она. Я замедлился. Она обернулась ко мне. — Давай уйдем, пожалуйста… Я не могу так, мне… — Я начал медленнее трахать ее, а она смотрела с отчаянием мне в глаза. — Пожалуйста… — прошептала она. Она была такой сочной сукой, что я готов был кончить в ту же секунду. Нагнулся и начал целовать её в губы, трахая глубоко и медленно. Ее горячее дыхание обдавало мои губы. Я снова взялся за ее соски, прокручивая, и засунул язык ей в рот, до самой глотки. Двигая бедрами, погружал член снова и снова, тихо постанывая.
— Остановись! — Шептала она.
— Закрой рот! — Я ускорился, долбя членом ее анус. Еще секунда, еще чуть чуть. Вдавил пах в задницу, проталкивая ствол до упора.
— Не надо — Она выскальзывает, и пытается уползти, но я догоняю ее, придавливаю собой к полу. — Не надо!!! — Я сажусь сверху и опять направляю член в ее задницу. Она стонет, когда начинаю глубоко и сильно трахать ее, прижимая голову к ковру. Отпускаю ее. Она привстает, и в этот момент я взрываюсь. Начинаю стонать и выплескивать сперму прямо в эту суку. Глажу спину и бедра. Она тяжело дышит, извиваясь подо мной. Дергаясь, только еще больше насаживалась на мой член. Я лег на нее, и еще немного потрахал. Совсем чуть чуть. Услышав, как она совсем тихо прошептала: — Отпусти! — Поднялся и вынул ствол.
Глава 8. Вспышка безумного безразличия
Эви
Ненавижу… Словно умалишенная, мотаю головой, подминая под себя дрожащие, голые ноги. Ненавижу… Слёзы стекают по щекам градом. Он ломает меня! Каждый день! Открывает, сминает, и выбрасывает в урну жмут от моей души, человечности, вменяемости. И ему все-равно! Как ни умоляй, как ни проси, даже в лице не меняется! Мне было больно! Больно, а он не останавливался! Прежде, чем не кончил, прямо в меня! И даже после этого продолжал стегать моё тело, пока не насытился до конца…
— Ааааа…. — Взвываю, как раненая собака! Не могу сдержаться. Остановиться. Не могу не плакать! Не кричать! Подходит ближе… Пару шагов, наклоняется, и сжимает до боли подбородок.
— Заткнись, сучка! Закрой свой поганый рот! Какого дьявола ты орёшь?! — Ты поломал меня. Поломал человека. И никто, даже я не знала, что находится, кто находится за этой, разбитой вдребезги, оболочкой. Я больше не думала, не анализировала… Только ненавидела! Так сильно, что хотела рычать на него, как больная бешенством гиена! И я сорвалась…
Его ладонь, пропахшая насильственным сексом, обхватила моё лицо. Ублюдок смотрит на меня, сверху вниз. Я — ничто для него. Пустое место! Он не знает ничего… Ни спросил, ни выведал, откуда я. Кто мои настоящие друзья и есть ли они у меня вообще. Он не знает, кто моя мама и с каким трудом эта замечательная женщина, учительница в небольшом, припортовом городке, ставила на ноги
Ненависть поразила, как болезнь. Слишком глубоко. Слишком едко. Пустила метастазы, и никакая операция не сможет их искоренить! Пострадал мозг. Не осталось инстинктов самосохранения. Безумно на него посмотрела. Он даже шелохнулся от неожиданности. Готова поспорить — сейчас мои зрачки почернели… И я резко, со всей имеющейся дури, впилась зубами ему в руку! Настолько сильно, что клыки тут же раздерли до мяса кожу на костяшках! Не ожидал, животное?! Вот тебе зверь, которого обнажил.
— Сууукааа!!!! — Истошный вопль и по щеке прилетает гулкий треск от удара. Кожа пылает. А я забыла от прилива адреналина, что такое страх! Истерично заливаясь слезами — хрипло сиплю на него. С каждым гласным непроизвольно повышая тон до крика…
— Замолчи… Не говори… Ничего мне не говори… Заткнись, ублюдок!!! — на его лице заиграли желваки. Глаза злобно сузились и задрожала нижняя губа. Замахнулся снова, на что я, вместо привычной мольбы о пощаде, сжала веки, желая отключить безволие, и дико впилась ногтями ему в грудь. Оцарапала кожу. Какой-то миг он стоял неподвижно. В полном оцепенение. Не ожидал… Как есть, не ожидал!
Со всей силы, что осталась в моих побледневших ладонях, стала бить его, куда придется! Срывая всю обиду, что скопилась за вечность заточения! За всю боль, что по его милости мне пришлось пережить!
— Хочу, чтоб ты просто исчез! Подох!!! Испарился из этого мира! Ненавижу! — Процедила, срывая голос, выписав свой последний замах по его щеке. Ему не было больно. Не могло быть больно… Очевидно, удар лишь вывел его из ступора окончательно. Пальцы сжались, затем он тяжело выдохнул, будто разбавляя пламя прохладой воздуха, и зарядил мне крепкую пощёчину, снова, оставляя без ответа мою просьбу. Я упала, но ни слова не проронила. Ни прости… Ни пощади… Возможно, так оно и есть? Возможно, мне попросту надоело… И я не согласна больше жить, зная заведомо, какой эта жизнь будет…
— Убей меня. — Прошептала, ухватившись за саднящую щеку. — Просто, убей…
Резко схватил меня за волосы, и поволок в сторону знакомых ступеней, ведущих на цокольный этаж. Обхватила ладонями корни, и взвизгнула от резкой боли. А он горестно бросил через плечо, минуя встречи взглядами
— Даже рот не смей открывать. Ты — моя. И будешь жить до тех пор, пока мне с тобой интересно…
— Лондонский мост… Рушится… Рушится… Лондонский мост…. Рушится… Моя Леди… — подпеваю дрожащими губами сознанию, вычесывая пальцами лоскуты выдранных по дороге волос. Поджимаю под себя колени, чтобы хоть немного унять озноб. Очень холодно… Я в одной футболке, и даже нижнего белья нет. Пальцы машинально впиваются в почти прозрачную, синюшную кожу. А я по глупости продолжаю перебирать слова песенки…