Синее пламя
Шрифт:
– Магия, – скривилась Лавиани. – Стоит только присмотреться, так она живет чуть ли не в каждом ночном горшке. Куда ни ткни, везде какая-нибудь, шаутт ее забери, магия. У Шерон – магия, кто бы что ни говорил про это. В деревьях – магия. Тот же дохлый Кам – еще одна магия. И Голиб – магия. И шаутты и их сила – самая что ни на есть магия. Даже мои умения все равно основываются на магии. И после этого люди говорят, что Тион забрал волшебство. Бред! Как вообще его можно забрать? Это ведь не конфета, не монета и даже не дом! Магия везде, существует вместе с нашим миром со времен асторэ.
– На меня не смотри, – поднял руки Мильвио. – О столь сложных вещах мироздания я ничего не знаю.
– Магия прошлого была иной. – Тэо оглянулся на приближающуюся тучу, протянул руку Шерон, помогая ей перебраться через грязь на дороге. – То, что сейчас тебе кажется волшебством, наши предки считали обычным явлением. Недаром их называли великими волшебниками. Они могли почти все. Как боги.
– Звучит немного невероятно. – Треттинец был настроен довольно скептично. – Если они могли почти все, то не допустили бы Катаклизма. На мой взгляд, люди остаются людьми, несмотря на всю ту силу, какой могут обладать.
– Катаклизм случился, когда в живых осталось лишь двое великих волшебников. Скованный и Тион. – Шерон, ощущая холодный ветер, завязала вокруг шеи темно-зеленый платок, купленный два дня назад на маленьком рынке какой-то деревушки. – И оба они были ослаблены долгой битвой. Думаю, никто из них не мог ничего поделать с изнанкой темной силы, которую они использовали для победы.
– И мир содрогнулся, – грустно произнес Мильвио.
– Ну и ладно, – беспечно отмахнулась Лавиани. – Лучше один раз пережить Катаклизм, чем каждую тысячу лет выкрутасы надменных придурков, его устраивающих. Хотя я все равно не понимаю, как можно забрать магию?
– Тион отказался от нее, – напомнила ей Шерон.
– Отказаться можно от коровы. Отдать ее соседу. На крайний случай – от своей руки. Если хорошенько приложиться по ней топором. Но как можно отказаться от самого себя?
– И все же он так и сделал, – упрямо произнесла девушка. – Тион был последним великим волшебником и расстался с даром. Та сила, что была у него, ушла.
– Кто это сказал?
– Кто сказал? – немного растерянно переспросила Шерон. – Легенды. Сказки.
– Угу. То есть народ. Сплетники. А потом их сплетни стали этими самыми мифами, в которые мы теперь, как дурачки, верим.
– Сиора слишком скептична. Со времен Катаклизма в мире не появилось ни одного великого волшебника. Миновала тысяча лет, но прошлое и его чудеса не вернулись к нам. А это что-то значит. Значит, что он не взял учеников, не передал свой дар дальше.
Тэо хмыкнул, соглашаясь с этим утверждением, а указывающая, чувствуя на лице первые капли холодного дождя, произнесла:
– Тион воспользовался знанием асторэ, чтобы победить Скованного, владевшего мощью шауттов. И тот и другой были обречены на медленную смерть и безумие. Но Тион нашел выход. Убил двух зайцев. Сохранил жизнь, лишив себя волшебства, и защитил мир от новых катаклизмов. Несмотря на то что он сделал, подобный поступок достоин уважения и… сожаления.
– Сожаления? С чего бы это?
– Поверь, Лавиани я знаю, что это такое –
С неба, все ускоряясь, потоками полилась вода, и им пришлось прервать разговор и искать место, чтобы переждать непогоду.
В последние дни близкое соседство с Тэо слишком сильно стало тяготить ее. Внезапные волны ненависти, пробегавшие по телу, заставляли сойку все время держать себя в руках. Она не раз и не два радовалась своей железной воле и тому, что разум сильнее ее чувств. А они шептали ей на ухо, что акробат меняется, пускай внешне и остается прежним веселым, добрым и неунывающим парнем.
Стоило ей закрыть глаза, мысленно потянуться к нему, как она видела болезненные искры, проносящиеся по его сосудам, и бледно-желтую студенистую субстанцию, что жила под левой лопаткой, где-то близко к позвоночнику, пульсируя в такт ударам сердца. Он спал так же крепко, как и раньше, но плотину, созданную с помощью отвара из цветов, собранных на Талорисе, могло прорвать в любой момент.
И это сойка тоже чувствовала.
Она не стала держать столь важную информацию при себе и, улучив момент, пока Тэо и Мильвио сворачивали лагерь, поделилась своими мыслями с Шерон.
Та, затягивая шнурки на высоких ботинках, внимательно выслушала, сказав лишь:
– Я поняла.
– Поняла? – негромко переспросила сойка, косясь на акробата, который скатывал одеяло. – И все?
Шерон подняла на нее глаза, отвлекшись от своей обуви:
– Чего ты хочешь от меня?
– Какой-нибудь реакции.
– Думаешь, я не переживаю за него? Переживаю. Он мой друг. Почти семья. Как и ты. Но ни ты, ни я ничего не можем сделать с его недугом. Мы обе испробовали все возможные варианты. Ведь так?
Лавиани пришлось согласиться.
– А если так, то мы лишь можем надеяться, наблюдать и ждать.
– Чего ждать?
– Самого худшего.
– Ты очень спокойна.
– Хочешь, чтобы я заплакала? Я заплачу. Когда придет время, хотя слезы не вернут нам его, так же как не вернули мне моего мужа. Метка той стороны сжирает его, и мы все трое это знаем. Я последняя из тех, кто желает Тэо плохого. Но не уговариваю себя, что подобного не случится.
– Не случится. Я не дам ему стать пустым.
Шерон неожиданно очень по-детски шмыгнула носом, резко встала:
– Думаешь, я не догадалась? Или он? Но, пока у нас есть такая возможность, мы должны поддерживать его. Как он поддерживает нас.
– Именно для этого я и здесь, девочка.
Ничто не предвещало беды.
Они шли сквозь утренний туман, легкой пеленой стелющийся над трактом и пустыми полями, когда Тэо внезапно споткнулся и растянулся на земле. Лавиани бросилась к нему первой, уже понимая, что видит припадок, который не повторялся с тех пор, как она нашла у парня метку, но добежать не успела.