Синее Пламя
Шрифт:
— Я не боюсь суда, — хмыкнул Шенк. — Моей вины в этом нет, к тому же я не знаю, кто убил торговца. Мне нечего сказать.
Следующий взгляд был уже не снисходительным, он был сочувствующим… и капельку грозным.
— Парень, ты или дурак, или просто до отвращения наивен. Этот купец никому не интересен как человек. Он нужен как повод… пригласят какого-нибудь другого темплара, и под действием Знака ты расскажешь все, друг мой. И про меня, и про мою миссию, и про то, от кого исходит приказ. — Он некоторое время задумчиво молчал, затем, вздохнув, мрачно сообщил: — Ты пойми,
По коже Леграна пробежал холодок. У фаталей было довольно своеобразное представление о долге, и на пути его исполнения эти братья-убийцы могли не моргнув глазом оставить за собой сколь угодно большие груды трупов. При этом Шенк понимал, что Дрю прав — ни в коем случае нельзя сейчас давать очередной повод обвинить Орден в предумышленном убийстве. Или даже в планировании такового. На фоне Рассказанного Франом это может оказаться той каплей, что превратит глухое недовольство в открытый бунт. Тем более здесь, где чуть ли не половина населения города — приезжие купцы, многие из которых имеют достаточно слуг и телохранителей, чтобы представлять собой реальную угрозу. Похоже, Империя Минг только и ждет подобной вспышки, чтобы вмешаться, — как миротворцы — в ответ на вопли о том, чтобы защитить безвинных от произвола Ордена.
При таком раскладе смерть одинокого темплара будет, пожалуй, куда меньшим злом.
— В таком случае ради какой Тьмы мы здесь сидим?
— Курица хорошая. — Дрю отщипнул еще кусок щедро сдобренного пряностями мяса. — И вино не совсем дерьмовое. Почему бы и не посидеть? Но теперь и в самом деле пора. Стража у ворот скорее всего уже должным образом предупреждена. Кто бы за всем этим ни стоял, он в первую очередь озаботится тем, чтобы ты не сумел покинуть Пенрит. Но за стены я тебя выведу…
— Нас, — твердо сказал Шенк.
— Хочешь взять ее, — кивок в сторону вампирочки, — с собой? Не слишком умно… но я понимаю, темплар действует не умом, но сердцем.
Последняя фраза прозвучала как цитата, и тон фаталя был наполнен иронией. Впрочем, спорить он не стал, признавая за темпларом право самому создавать себе проблемы.
— Хорошо, значит, вас будет двое.
— А ты?
Дрю усмехнулся, и в этой усмешке не было ни мягкосердечия, ни доброжелательности. Легран понял, что гримаса предназначалась не ему, — и искренне пожалел того, кому она была адресована.
— Я еще здесь… побуду. Там, за кроватью, — тюк с одеждой. Собирайтесь, и побыстрее. И… прошу тебя, Легран, спрячь подальше свой долбаный плащ, не время сейчас красоваться в алом.
Три человека вошли в скромную лавку, где торговали всякой дешевкой, на которую не каждый бедняк посмотрит. Хозяин, на лице которого скорбь поселилась всерьез и надолго, окинул мрачным взглядом троицу, но даже не шевельнулся — видать, давно утратил надежду на то, что в его доме появятся настоящие покупатели.
По большому счету эта троица была странной. Но хозяин, основные доходы которого шли совсем не от торговли, давно понял, что лишние вопросы иногда существенно снижают достаток, а то и сокращают жизнь. И все же…
Один — высокий парень в более чем скромной, почти бедной одежде мастерового. Но двигается не совсем правильно, слишком прям, слишком резок. Кланяться явно не приучен. И ноги ставит… особым образом, торговец знал эту походку. Видать, «мастеровой» куда больше привык не в потертом кафтане ходить, а в доспехах.
Рядом — монах… или монашка. Нет, скорее все-таки монашка. В Пенрите было несколько небольших женских монастырей, куда шли замаливать грехи перед Святой Сикстой. Темный балахон, капюшон, закрывающий лицо, руки упрятаны в рукава. Но и ее выдавала походка — невероятно плавная, женщина как будто бы плыла над землей. Торговец чуть поморщился — люди так не ходят… а если и ходят, то учатся этому годами. Вспомнились слухи о том, что на невольничьем рынке намедни был выставлен на продажу особый товар. Вспомнил он и кому тот товар достался.
А третий… неприметный немолодой мужик. Вот и все, пожалуй, что можно о нем сказать.
Что ж, все это не его ума дело. Уже не один десяток лет ему платят — и платят неплохо — за то, чтобы он вот так и сидел возле своих пыльных, никому не нужных товаров. Эта плата не зависела от урожаев или неурожаев, войн или бунтов, града или мора. Торговца такая жизнь устраивала, и нарушать правила он не собирался. Если эти трое скажут верные слова, он выполнит свою часть договора и тут же забудет о странных посетителях. Если же это просто случайные прохожие, соблазнившиеся старым барахлом, — пусть смотрят. Может, что и купят.
— Пусть благосклонно смотрит на дом твой Святая Сикста, добрый человек.
Странно… заговорил неприметный коротышка, тогда как Условной фразы торговец ждал от рыцаря, старательно и не слишком умело притворяющегося простолюдином.
— Добрых людей много, и у Святой Сиксты недостанет времени приглядывать за всеми.
Пожалуй, некоторые ортодоксы Ордена сочли бы подобную фразу святотатством. В первый момент и у Шенка появилось желание указать торговцу на неуместность подобных высказываний, ибо Святая Сикста — в сердце, в душе каждого искренне верующего. Ее слова направляют дела людей. Но он сдержался — Дрю по меньшей мере дважды предупредил, что говорить будет он, и только он. И Шенку, и его спутнице не следовало даже рта открывать.
— Что ж, тогда добрым людям следует самим думать о своих бедах.
— Если беда общая, ты найдешь помощь здесь.
Дрю удовлетворенно хмыкнул.
— Вот и славно… не то чтобы беда была общей, но помощь нам сейчас нужна.
— Чем могу помочь господам?
— Этих двоих, — фаталь кивнул в сторону набравших в рот воды Шенка и его спутницы, — следует вывести из города. Так, чтобы ни одна живая душа не узнала.
— Это просто, — кивнул торговец, медленно вытаскивая тучное тело из-за прилавка. — Есть подземный ход за крепостную стену, он начинается прямо здесь, в подвале. Еще что-то требуется?