Синева осенних вечеров

Гроссман Марк Соломонович

ПРОСТИ, УЧИТЕЛЬ, ЕСЛИ МОЖНО

Степану Щипачеву

Прости, учитель, если можно, Мне мой набег издалека Без приглашения положенного, Без телефонного звонка. Мне нынче худо стало что-то, Дела не ладятся мои, И вяло тащится работа По выбоинам колеи. А мне, как в молодости строгой, В мальчишестве, что утекло, Нужны твои скупые строки, Твое сердечное тепло. Пусть я давно не юный малый, И отошла былая прыть, Пусть для юнцов уже, пожалуй, Я сам — наставник, может быть, — Но, человек земной и грешный, Я про себя твержу одно: «Пускай мне светит, как и прежде, Твое высокое окно». 1973

КО

МНЕ ЗАШЕЛ СОБРАТ ЗАЕЗЖИЙ

Ко мне зашел собрат заезжий, Он бородат и розов был, И снисходительно был вежлив, И утомительно уныл. Читал он долго и тревожно, В худое кутаясь пальто, О том, чего понять неможно, Чего не ведает никто. Я слушал долго и сердито, Почти на муки обречен, Стихи заезжего пиита, Сам бог не ведает о чем. Он кончил. И блюдя приличье, Я вывел парня на крыльцо, И все в ушах звенело птичье Его невнятное словцо. Заря вздымалась над домами И тьму пахала, как плуги. И тень растаяла в тумане, И стихли грузные шаги. Трещали воробьи без счета, И было утра торжество. И пожалел я отчего-то Ночного гостя моего. 1974

И ВЕЧНЫЕ ПИШИТЕ ПИСЬМЕНА

Однажды смерть приходит за тобой, Никто ее внимания не минет. И оседаешь прахом над тропой, Как фронтовик, споткнувшийся на мине. А жизнь вокруг в движении корней, В дыханье листьев, в перезвоне речек. Она поет о нем, и он поет о ней На древних диалектах и наречьях. Еще никто не приходил навек На этот свет, грустите, как хотите, Но человек затем и человек, Чтоб письмена оставить на граните. Он тяжкий молот поднял над собой, Перо, мечтая, обмакнул в чернила, На утлой лодке бросился в прибой, И злоба вод его не схоронила. Пока живете — сейте семена. Наследье предков ревностно храните, И вечные пишите письмена На ограненном грозами граните! 1974

БЕРЕГИТЕ СТАРИКОВ

Ах, как радостно вседневно Знать и сердцем понимать, Что на свете есть Матвевна — Мама, матушка и мать. Что с тобой в едином веке, Как с бойцом в бою боец, Нет, не просто Павлыч некий — Батя, батюшка, отец. Сколько б лет тебя ни било, Но покамест не затих, Хоть какой ты есть, а милый — Для родителей своих. Пусть вокруг и гром и слякоть, — В старом домике своем Можешь ты молчком поплакать Со старушкою вдвоем. Укорят когда — по чести, Без навета, по любви, И вздохнут в ладошку вместе: «Господи, благослови…» Стариков любовь немая, Легче с ней судьбу ломать. Только это понимаешь, Потеряв отца и мать. Враз старее ты на тризне, Хочешь — нет — закон таков. Пуще глаза, больше жизни Берегите стариков! 1974

РАНЫ СЕРДЦА ЗАЖИВАЮТ ПЛОХО

Не умеем ни стонать, ни охать, Но пока ты смертью не убит — Раны сердца заживают плохо, Тихо ноют ссадины обид. Схвачены железными вожжами Будней быта, космоса глубин, Стариков, бывает, обижаем, Терпеливым женщинам грубим. От ничтожных черные печалей — Бесполезно лезем на рожон, Преданных очей не замечаем, Нежелезных жен не бережем. Ворожим на картах и на травах, И в сухой красе осенних жатв Обнимаем лживых и лукавых, Даже кровью жил не задрожав. Что ж, за все положена уплата, И в глуши преданий и баллад Подле прокуратора Пилата Молча усмехается Пилад. 1974

СЕЕТ ИЗМОРОСЬЮ ОСЕНЬ

Сеет изморосью осень… Под шагами грузнет гать. Нет, не срок еще в обозе Старой гвардии шагать. Торопись! Чем века меньше До

черты последних дней, Тем желанней нежность женщин, Жажда мужества нужней. И когда дойдет до слуха Шлепанье пяты босой, И появится старуха, Та, раскосая, с косой, — Ты простись со светом белым, Не в укор скажи судьбе: Все, что мог я сделать, — сделал. Черт с тобой, тащи к себе! 1974

ЖИЗНЬ КОРОТКА, И, В БУДНЯХ ПАРЯСЬ…

Жизнь коротка, и, в буднях парясь, Вдруг доживаем до седин. И все ж трудись. Трудись без пауз. Лишь труд надежен. Труд один. Недолгий век — он наше горе, Но славим воли торжество, Чтоб стал твой стон — «Мементо мори!» — Бичом безделья твоего. И на земле суровой славясь Трудом, отпущенным в удел, Твори устойчивую завязь Грядущих помыслов и дел. Нет в жизни радости без тягот, Но будет жить молва потом: «Он был отменный работяга, Своим откованный трудом. Отнюдь не думая о славе, Он жил для всех — и оттого Он след в Отечестве оставил, Запомним, граждане, его!» 1975

КОГДА ПРИДЕТ МОЙ ЧАС ОСОБЫЙ

Когда придет мой час особый, Вселенской выдуманный злобой, Вином, любовью, местью ада, Уплатой сердца табаку, — И равнодушная лопата Лежать устанет на боку, — Ухватит смерть свою дубину, Вонзит ее в живую плоть. И я почувствую глубинно, Как глупо выдумал господь: Бредут во тьму былые души, А мир из грома и огня. Нет, он не лучше стал, не хуже, — Он стал беднее на меня. Не разумея это слово, Его естественную суть, «Он стал богаче на другого», — Меня поправит кто-нибудь. — Да… да… конечно… не иначе… — Скажу я, голову клоня, — Мир на другого стал богаче, Он стал беднее на меня. 1975

ВОРЧИШЬ ПОРОЙ, НОЧАМИ МУЧАСЬ

Ворчишь порой, ночами мучась, Гудит с устатку голова. Такая каторжная участь — В свой лад сколачивать слова. Такая сказочная доля — Услышать, ношу скинув с плеч, Многоголосую, как поле, Тобою вспаханную речь. А где то поле? В поле что там? В ином не сыщешь колоска, Лишь, изъязвленная осотом, Лежит болотная тоска. Подчас и колос — лишь полова, В нем лживый вкус, обманный вес, Известно, что основа слова Чужда ничтожности словес. Иную речь отыщешь разом, Иной глагол — года лови Вот так же, как находят разум На колдобоинах любви. …Молчишь и маешься ночами, Чтоб обрести на речь права. Когда слова сильней молчанья — Тогда лишь тратятся слова. 1976

ВОСПОМИНАНИЕ О ПРОЛЕТАРСКОЙ ДИВИЗИИ

Ах, станет сердцу жарко, Как вспомнишь те годки, — Родная Пролетарка, Московские полки! Среди дивизий славных, Каленых добела, Среди своих и равных Ты первая была. И в радости, и в горе Всегда в ряду с братвой, Я был твой стихотворец И знаменосец твой. На праздничных парадах Живая шла скала, Шагала наша радость, И гордость наша шла. И с нами Вечный город, Державы всей душа. Мы шли, на вязь собора Равнение держа. Бывало так — тирады С ухмылкой плел простак: — Парады, что ж — парады, А на войне-то как? Мы усмехались: — Шпарьте… Работали вдвойне. Одной из первых гвардий Ты стала на войне! Года бегут, и ярко Мне виден первый полк, Родная Пролетарка, Знамен багровых шелк, И молодость, и сила, И первых строчек след, И Родина Россия, Которой двадцать лет. 1977