Сингулярность (сборник)
Шрифт:
Ученый встал и вызывающе качнулся с носков на пятки. Уже совсем избавился от смущения. Шеф сразу посерьезнел, глянул остро.
– Пошла последовательная регенерация. То, что медсестра приняла за когти, – нарастающие фаланги пальцев, за ними под тонкой оболочкой видны нарастающие мышцы, нервы и сухожилия. В организме совершенно определенно пошли интенсивные процессы регенерации. Да можете зайти на мой сайт, ознакомиться с результатами исследований. Но чувствую – результатов будет больше, гораздо больше…
Начальник округлил рот, лицо вдруг стало по-детски простодушным, как у ребенка, слушающего захватывающую сказку. Его губы задрожали,
– Что, Слава… неужели не зря жили, работали… и лаборатория действительно… и мы смогли, что-то настоящее… и рано списывать науку, рано!
У профессора перехватило в горле, он вдруг увидел, как циничный администратор-руководитель, забивающий повседневное разочарование рутиной, переживал.
– Да, Адам Петрович. На этот раз да.
Глава IV
Через несколько часов вышел из кабинета, надо съездить отоспаться. И с удивлением увидел сидящую на корточках женщину. На указательном пальце за петельку поддета кожаная куртка, она заброшена за спину, чтобы мягче прислоняться к стене. Длинная челка прикрывает глаза, острые коленки пропечатывались сквозь джинсы в обтяжку. Пестрая красно-зеленая рубашка расстегнута до середины, профессор краем глаза ухватил колыхнувшуюся за отворотами грудь. Впрочем, колыхнулась от порывистого движения – словно пружина капкана сработала, и тут же этот капкан в виде жестких пальцев вцепился ему в плечо.
– Славутич! Да это вы, Славутич! Я чувствовала, что вы сидите в кабинете!
Из-под подпрыгнувшей челки на него уставились бешено горящие серые глаза.
«Черт, похоже, эта та самая энэлошная настырная журналистка. Смотри ж ты, дождалась, зараза».
Первоначальное очарование испарилось. Он попытался увернуться.
– Девушка, вы путаете. Действительно, Славутич работает у нас в лаборатории, но, насколько знаю, он сейчас болен и отсутствует…
– Молчи! Это ты! Я! Знаю! Все!
– Тогда, пожалуйста, скажите решение второго тензорного уравнения, над которым я бился неделю назад!
Он наконец вырвался из цепких рук и зашагал по коридору. Она молчаливой тенью засеменила рядом.
Прошла минута, другая…
– Да что вам угодно?!
– Я буду с тобой рядом. Так нужно. Извини, просто очень обрадовалась – я очень давно тебя искала. Пойдем, сейчас пойдем.
Припозднившиеся ученые удивленно здоровались, а журналистка шла нога в ногу, почти прижимаясь к спине, зеркально повторяя каждое движение тела. Ныла покалеченная рука, и почти столько же доставляло неудобства смущение. Славутич невпопад бормотал что-то встречным, а она почти положила подбородок ему на плечо, словно вторая голова отросла. Слева на стене шагала причудливая широкая тень, от женщины шло какое-то сильное, пахнущее карамелью тепло. Несколько раз в спину утыкались острые соски грудей, что подхлестывало посильнее кнута.
Вахтер, разинув рот, проводил их взглядом. Профессор беспомощно махнул рукой и выскочил на улицу. Едва сделал пару шагов, как резко остановился, упрямо набычившись. Но женщина не натолкнулась, как он опасался весь путь по коридору, она мягко шагнула в сторону, виновато улыбнулась… И вдруг расплакалась, горестно, навзрыд. По щекам покатились крупные слезы, она плакала, как балерина, сломавшая ногу, окатывая профессора волнами потери и безнадежности.
– Да что это такое! – нервно воскликнул Славутич. – Да что это вообще такое?! Что вам нужно вообще? Кто вы такая?!
– Поехали, скорее поехали, –
– Профессор, обнимите меня, пожалуйста.
И так трогательно-кротко это прозвучало, что невольно захотелось ее укрыть какой-нибудь шубой и прижать, как замерзающего котенка. Он вздохнул, шагнул через сиденье, обнял за талию. Она прогнулась, на миг прижавшись к нему всей спиной, дрыгнула ногой, крутанула ручку газа, и мотоцикл, разрывая ночь совершенно не японским ревом, рванулся вперед.
Замелькали тусклые дома, горящие фонари слились в сплошную линию. Славутич прижался, спрятался от потока воздуха, пытающегося разорвать рот и выдуть глаза. Руки судорожно ухватились за гонщицу, мысли унеслись ветром, остался только шорох шин и горячее тело впереди. Коротко и страшно взревывали редкие встречные машины. Дома вдруг разом кончились, темнота приблизилась, сгустилась, только яркие белые штрихи разметки торопливо бросались под колесо.
Замерзла и страшно заболела культя – зажмурился, разрываясь между надобностью крепко держаться и уменьшить боль. И открыл глаза, заметив, что боль отступает. Замерзшая рука с отрастающими пальцами, словно сама собой, пробралась за пазуху гонщице и прижалась, обхватив тугую грудь. И как-то это показалось настолько правильным, что, не задумываясь, сунул и вторую. А затем вообще почти лег на это удобное тело, очень удачно вписавшись в изгибы. Ветер сразу перестал срывать скальп, ровно рассекаемый шлемом гонщицы.
Едва спрятался от ветра, как нахлынул голод. Сосущий, дергающий, а тут прямо в миллиметре от зубов под тонкой курточкой мясо… Что за бредовые мысли? На такой скорости? Тьфу ты, при чем тут скорость?! Ну а слюна прямо течет… ускоренная регенерация, мать ее! Эх, какие же сейчас процессы, интересно, идут, как ТР-моноциты активируют организм… Куда меня вообще понесло?
Спина девушки под подбородком напряглась. Черт, задумался, слегка куснул… позорище какое! Ветер дунул сильнее – гонщица повернула голову и крикнула два слова: «Чипсы в кармане!» И он сразу, неуклюже и поспешно полез ей в карман, выхватил пакетик и с каким-то животным восторгом почувствовал, что он там не один. А еще сухарики – ура! – сушки какие-то. Неуклюже оторвал зубами уголок и, прижимая щекой, урча, захрустел прямо на удобной спине гонщицы содержимым. Сквозь зубы время от времени вылетал горестный стон, когда поток ветра уносил кусочек… Причем сознание холодно фиксировало, отмечало и конспектировало: «Активация регенерации возбуждает древние животные центры, поэтому нужно иметь достаточно пищи поблизости для завершения процесса».
Но вот пахнуло хвоей, грибами и свежестью. Последний пакетик затрепыхался в воздухе, унося пару сухариков. Профессор с досадой оглянулся – он блеснул далеко во тьме. Но через мгновение пронзил страх, он судорожно вцепился в гонщицу. Мощный фонарь мотоцикла выхватывал несущиеся навстречу высокие деревья, каждое норовило ударить нависающей над дорогой веткой… какой дорогой! Это уже тонкая тропа едва пять шагов шириной, а безумная гонщица едва уменьшила скорость. Он вновь улегся ей на спину и, закрыв глаза, корил себя последними словами…