Сингулярность (сборник)
Шрифт:
Славутич медленно шел вдоль стены, трепеща языком, как гремучая змея, в глазах отсвечивали лампы. Вдруг быстро повернулся, выставил ладони перед собой и уверенно зашагал к стене. Дарье показалась, что вот прямо сейчас он так и пройдет сквозь, но нет. Уткнулся и стоит…
Она всхлипнула, за что получила свирепый взгляд. Испуганно сжалась. Что-то совсем не так идет. Все не так… вообще все.
– Ты мне скажи еще раз, как ты думала обратно выбираться?! Поубивать всех фэнтезистов вместе взятых! Вместе с их летучими мышами и вурдалаками! Ты видишь, как меня корежит.
Славутич резко отнял руки от стены и озадаченно посмотрел на зеленовато-серую слизь, прилипшую к ладоням, на стене остались четкие зеленоватые отпечатки. Он закрыл глаза, неуверенно лизнул, и еще…
– Вполне съедобно… Что-то вроде сырого яичного белка по вкусу… Похоже, я как-то подозвал… или притянул почвенных бактерий. Интересно, а льняная рубашка ощущалась словно чуть сладкая курага… Гм, что-то со вкусом стало… Видимо, побочный эффект регенерации… А она идет, идет. Видишь! Нарастает мясо на кость! Сколько это продлится, я не знаю. В анабиоз как впадать – тоже не знаю. А вот ты очень скоро загнешься. С твоим субтильным телосложением не протянешь и месяца.
Славутич задумчиво провел рукой по стене, и на ней остался слизистый след охотно выступающих почвенных бактерий. Словно дошколенок, высморкался и вытер о стену. Но вот ладонь уткнулась в трубу вентиляции. Оттуда пахнуло прохладой, похоже, сеток и препятствий никаких нет до верха. Ладонь с растопыренными пальцами закрыла ее почти целиком…
– Ты так и не сказала, как вы смогли провести такие гигантские землеройные работы. Вот эта вентиляционная труба хотя бы… я чувствую оттуда запах листвы и свежей хвои, но очень далеко… действительно метрах в пятидесяти.
Он похлопал по выступающему краю, в глубине трубы раздалось булькающее удаляющееся эхо.
– Даже все шестьдесят, пожалуй.
Дарья неохотно ответила:
– Да здесь были уже какие-то старые шахты. Что-то добывали… здесь не видно, но дальше были затопленные ходы, и мы их обрушили парой взрывов… Да, есть хочется, теперь я вас понимаю…
Славутича вновь захлестнул голод, и одновременно вскипела ярость.
– Понимаешь? Ничего ты не понимаешь! Голод она чувствует! Это только начало! Начало! Понимаешь!
Ладонь жестко похлопала по трубе, вдруг пальцы, вздрогнув, ухватили что-то мягкое, прилетевшее сверху. На ладони сидела…
– Мышь! А-аа! Мышь! Выбрось ее скорее!! Убей, убей! – заверещала Дарья, вскочив на высокий камень.
Профессор с недоумением перевел взгляд с мыши на нее, потом обратно. Мышь, серая, сидела, часто-часто дыша, поблескивала бусинками глаз.
– Странно… пришибленная какая-то… – Профессор взял ее за хвост, поднял. Она тут же выгнулась, продолжая трепетать носиком, подергала лапками в воздухе, замерла. Мышь… мышь… это гораздо
– Что не так, милая? – спросил он и, как спагетти, шумно всосал хвостик.
Дарья вдруг согнулась и упала с камня, выгнулась и судорожно начала блевать желчью, взвизгивая и корчась от отвращения. Профессор с довольной усмешкой посмотрел. Зачерпнул ботинком воды из родника и плеснул на извивавшуюся, пытающуюся выблевать уже кишки Дарью, стиснувшую зубы, закрывшую глаза и трепещущую от отвращения.
– Чего ж ты так? А мне-то: крови напейся, крови напейся! Встречай реал, жрица!
Глава VI
Дарья проснулась от аромата жареного мяса. Сладко потянулась, улыбаясь тишине и уюту. Нет поганого шума города, воскресенье… Ладошки вдруг коснулись черепа, недоуменно пощупали клочки волос. И она вскочила, испуганно вскрикнув!
Это был не сон. Возле ковра лежал раскрытый спальник профессора. А сам он на корточках склонился над углями, держал на весу шампур с ароматными мясными комочками.
– Вот, шашлычок решил сварганить. Метров-то над нами много, а регенерация почти закончилась. И если вчера даже эти деревянные сваи казались чем-то съедобным, то сегодня язык их ощущает не более съедобными, чем кости, сто лет в земле пролежавшие. Нет… местами еще можно, но невкусно… ну, как жилы и хрящи. Там, где гниль и плесень.
Дарья вдруг поняла, что спала в одних джинсах. Кончики груди вызывающе затвердели от прохлады. Все-таки градусов двенадцать всего в пещере. Она ойкнула, скрестила руки и вдруг улыбнулась, засмеялась, завсхлипывала… Полуистерически воскликнула:
– Профессор! Волосы мои съел! Майку съел! Поедал живьем мышей и поливал меня, блюющую, водой, а я прикрываюсь!
Она всплеснула руками и подошла к огню.
Славутич поддержал смешок:
– Ага, я готов поленья жрать, а она подходит и, вишь, как в фильме про вомперов, шейку подставляет. Племянница Дракулы!
Она, обессилев от смеха, присела к костру.
– В общем, видишь, пальцы почти восстановились, скруглились как-то уже, правда, тощие пока, но нарастает на фаланги мясцо. И ногти вон даже наметились. Кстати, на другой руке ногти частично переработались. Тонкие стали, мягкие. Материал пошел на строительство. Видно, объем не весь поглощенный в дело пошел. КПД маловат.
Профессор взял очередной прутик, крошечные тушки лизнуло пламя. Он фыркнул, сбил язык огня широкой фанеркой.
– Профессор… это мыши, что ли?
– Ну а ты думала – перепелки?
– Да нет…
– Шкурки я снимал, не беспокойся.
Дарья взяла прутик, осторожно укусила. На зубах захрустели тонкие косточки.
– Странно. Довольно вкусно. Даже не пойму, почему я так вчера… Нет, я вообще ничего в жизни не боюсь. Кроме мышей. Ну вот слабость такая, до ужаса, до шока отвращения.
– Перегорела вчера, значит, у тебя эта слабость.
Даша отвела взгляд, смотрела задумчиво, но продолжения темы профессор не услышал. Вместо оправданий она сказала: