Синие цветы II: Науэль
Шрифт:
– Мне скучно.
Он предлагал:
– Почитай какую-нибудь книжку.
Я возражал, что не читаю книжки, а только журналы. Он напоминал, что только вчера для меня привезли целую стопку новых журналов.
Каждый день повторялось одно и то же: я приходил к нему, он гнал меня от себя. Не для того, чтобы прогнать, а чтобы заставить прочувствовать – я хочу остаться.
Он был строгим и добрым со мной, будучи в два раза меня старше и в сто десять раз умнее. Он действительно приручал меня, как зверика, а я как будто бы всю жизнь ждал, чтобы меня приручили. Мне хотелось заботы. Я устал быть сам по себе, истончился, стал почти прозрачным. Когда за обедом он не позволял мне выйти из-за стола, пока я не съем все овощи на тарелке, я шипел и огрызался, но на самом деле мне хотелось, чтобы мне приказывали: ешь, ложись спать в нормальное время, не сквернословь. Правила порождали ощущение безопасности. Я ничего не презирал больше (по крайней мере вслух), чем нормальную жизнь, и ничего не хотел так сильно. Я ругался с Дьобулусом из-за каждой сигареты.
– Ты получил сегодня уже
– Урод, ты хотел меня трахнуть, а теперь утверждаешь, что я не дорос до сигарет.
– Если бы я считал, что ты не дорос до того, чтобы трахаться, ты не получил бы от меня вообще ни одной.
Я постоянно припоминал ему то утро, когда он снял меня, пытаясь – безуспешно – пробудить в нем чувство вины. И попутно напомнить, для чего понадобился ему изначально. После двух недель он так и не прикоснулся ко мне, и это меня напрягало. Потому что теперь уже я этого хотел.
С Дьобулусом обнаружилось, что я болтливый, как попугай. Последним, с кем я разговаривал подолгу и о многом, был Эллеке, и с тех пор у меня накопилось так много слов, что в какой-то день меня просто прорвало, после чего мой фонтан стало невозможно заткнуть. Я отвечал на вопросы Дьобулуса, я рассказывал о том, о чем он не спрашивал, и, перебивая его просьбы замолчать, выбалтывал то, о чем он знать не хотел. Я даже рассказал ему про Эллеке:
– Он был зануда. Он был мне совсем не интересен. Не понимаю, как я связался с ним. Видимо, мне было нечего делать. После всего я даже не вспоминал про него.
Конец ознакомительного фрагмента.