Синие фонари (сборник)
Шрифт:
Сколько раз он обрушивался на меня:
— Неужели вы не можете дать что-нибудь новенькое, милостивый государь?.. Ну, подумайте, какие темы могли бы увлечь читателя! Освежите стиль, сделайте его более упругим…
Он хочет, чтобы я уподобился писакам-халтурщикам, каких немало среди моих коллег. Прошу прощения, коллеги, что вынужден наградить вас таким эпитетом — что поделаешь! Но вы быстро утешитесь, стоит вам принести редактору свою дешевую и лживую стряпню. Нет, я никогда не уподоблюсь вам. Я далек от той пропасти, в которую скатились вы. Я доволен собой — моя совесть чиста. Но, увы, нужда меня очень стесняет, а откровенно говоря —
— О, мое утраченное счастье! — без конца повторяет моя жена. — О, несбывшиеся надежды! О Рафиу-д-Дин, в черный день пошла я за тебя замуж!..
Причитания жены действуют мне на нервы, и я спешу ее утихомирить:
— Не печалься, о свет очей моих. Все уладится. Не век же быть беде. Терпение — ключ к счастью…
В ответ она награждает меня такими тумаками, что я едва удерживаюсь на ногах.
Я спешу запереться в своем кабинете и начинаю лихорадочно искать оригинальную тему, которая помогла бы мне наконец завоевать благосклонность главного редактора.
И темы не обходят меня стороной. Они роятся в голове, громоздятся, наползают друг на друга. Но ни одна не приходится мне по душе…
Со всех сторон меня окружают книги — это моя домашняя библиотека. Из них-то я и черпаю мысли и вдохновение, выражения и обороты речи. Как он величествен, этот шкаф! Ему нет цены — ведь он ровесник моему прадеду, главе и основателю нашего славного рода Рафиу-д-Дин. Гиганты мысли и интеллекта переполняют этот шкаф. Но моя жена! Она никак не хочет признать достоинства этого шкафа, постоянно изливает на него всяческую хулу; а стоит мне помянуть его добрым словом, тут же затыкает мне рот.
Я заметил, что каждый раз, когда дела наши особенно плохи, из шкафа убывают книги. Оказывается, моя невежественная, легкомысленная жена (да простит ее Аллах!) использует мою книжную сокровищницу для того, чтоб прокормиться. Она продает корифеев мысли за жалкие гроши и на эти деньги покупает съестное. А когда однажды я упрекнул ее, она разразилась криком:
— Уж не хочешь ли ты, ничтожество, чтобы я готовила тебе еду из собственного мяса! О презренный!
Творения ибн Малика и аль-Харири [44] , по убеждению моей жены, равноценны тарелке варева. И, к величайшему стыду моему, должен признаться, что с некоторых пор я вынужден поглощать за обедом и ужином гениальнейших мыслителей.
44
Ибн Малик (1273–1331) — арабский энциклопедист, историк и географ;
аль-Харири (1054 (1055) — 1122) — арабский литератор и грамматик.
…Запершись в комнате, я лихорадочно работаю. Часы бегут за часами. Я пишу начерно и набело, тут же снова переписываю начерно и набело, чтобы создать шедевр, венец творенья! Затем сломя голову мчусь в «Управляемые ракеты» и вручаю свое произведение главному редактору.
Он листает страницы рукописи. Прочитав несколько абзацев, кривит рот и презрительно фыркает:
— Окаменелые мысли, а слова — что булыжники. Неужели вы не способны принести наконец хоть одну статью, годную для печати? — Он сверлит меня взглядом. — Вы читали, что пишут ваши коллеги?
— Нет, не читал.
— А зря. С них надо брать пример, подражать им надо, если хотите добиться успеха.
— А вы не порекомендуете
— Пожалуйста. Вот, например, великолепное руководство «Как зарезать тещу без боли». А это чудесная новинка «Папа с дочкой танцуют рок-н-ролл». Или другая волнующая вещь — «Губы из пластмассы — на любой вкус»… Видите, ваши собратья по перу идут в ногу с веком! А вы что предлагаете? «Мужчины — наставники женщин», «Самое ценное в человеке — сердце его и язык». А это что такое? «Различие между соединительной хамзой [45] и разделительной». Какая скучища! И откуда только, уважаемый, вы извлекаете подобные темы?
45
Хамза — одна из согласных букв в арабском алфавите.
— Из книжного шкафа, фундамент которого заложил мой прадед.
— Ах, вот где корень зла! Да ищите лучше темы на базаре, на улице, в гуще людей, ищите необычное и интересное в самой жизни.
Я покинул «Управляемые ракеты», проклиная день и час, когда решил стать журналистом. Да, надо бросать эту профессию. Она не для нас, обиженных судьбой неудачников. Надо выбирать новую дорогу в жизни, искать другую работу. Я готов стать дворником, официантом, чистильщиком сапог, возжигать благовония на похоронах — делать что угодно, только не писать. С этого дня рука моя не прикоснется к перу. Стоит ли рекомендовать средство «как зарезать тещу без боли», когда ее надо убивать с болью, и притом с мучительной!
Устало и бесцельно брел я по улице, «влача тяжкое бремя поражения», как говорили великие филологи прошлого.
Вдруг в голову мне пришла блестящая мысль. Она ободрила меня, вселила надежду. Я немедленно направился в кофейню «Реактивный самолет» и устремился к столику, за которым обычно сидит Азуз. Он действительно оказался там, на этот раз — в компании чистильщика сапог, торговца четками и продавца бананов. Мой приятель, надо вам сказать, крут норовом. Он, как и всегда, о чем-то горячо спорил с присущим ему упрямством.
Увидев меня, Азуз обрадовался, потребовал еще кофе и наргиле и тут же вернулся к спору.
Заметив, что я молчу, он удивленно поглядел на мою мрачную физиономию:
— Что с тобой? Храни тебя Аллах от зла!
— Зло во всем, — ответил я, ковыряя землю носком ботинка.
— Да в чем дело? Объясни!
Тут я рассказал ему, почему решил навсегда отказаться от журналистики.
— Все кончено, к ней нет возврата, — решительно заявил я.
— Ты прав, — сказал он. — Я сам не питаю никакого доверия к тому, что называется журналистикой или редакторской работой. Журналисты, по-моему, похожи на ярмарочных клоунов или бродячих шутов. Ходят по канату и все время балансируют, чтобы не свалиться.
— Вот и избавь меня от этого каната, с которого так легко упасть! Затем-то я и пришел к тебе.
— Ты хочешь, чтобы я подыскал тебе другую работу?
— Никто этого не сделает лучше тебя. Не тебе ли подчиняются старосты всех кварталов?! Разве так уж трудно найти для меня подходящее место?
Долго чесал в затылке Азуз:
— Это и впрямь не трудно, если пожелает Аллах. Что же тебе предложить?
Я впился в него взглядом и слушал, стараясь не проронить ни слова.
— Как насчет работы в мясном заведении? Прекрасное дело…