Синие фонари (сборник)
Шрифт:
На середине плаца стражников приветствовал староста. Помахивая хлыстом, он осмотрел их ряды, затем остановился. Лицо его было радостно возбуждено, глаза горели:
— Внимание!
Началась муштровка. Затопали ноги, замелькали руки, сгибаясь и вытягиваясь, задвигались тела, поднимаясь и опускаясь; в воздухе сгустилась пыль, словно после жестокого сражения.
Во время этой суматохи над плацем висел рев начальника, и эхо повторяло его повсюду:
— Направо кругом!
— Вперед марш!
— Шаг назад!
— По
— Стой!
— Отдать честь!
На стенах и крышах ближних домов гнездились стайки мальчишек. Удивительное зрелище, которое предстало перед ребятами, ослепило их.
Начальник потренировал стражников, затем велел шейху охраны продолжать занятия. День подходил к концу, а шейх все еще усердствовал.
Лишь с заходом солнца отправился он домой, охрипший от непрерывных окриков и приказаний, обессиленный, едва разгибая колени после продолжительных приседаний и поворотов. Несмотря на усталость, он был доволен.
Его встретила жена, окружили сыновья. Они ощупывали его мундир, прыгали вокруг него, разглядывали шляпу с красным значком. А он рассказывал жене о своей новой должности и о том, что повиновение и дисциплина — основа военной службы. В своих жестах и интонациях шейх охраны стал подражать новому старосте. Он употреблял звучные фразы и внушительные слова, которые в тот день впервые коснулись его слуха: «по четыре стройся», «шаг назад», «отдать честь»… Не сводя глаз с шейха, семья в упоении внимала ему.
Когда же был принесен поднос с ужином и все собрались вокруг него на разостланных циновках, хозяин дома небрежно приказал, чтобы ему принесли стул, на котором он возвышался бы над поверхностью земли.
Занятия со стражниками поглощали все силы старосты: заканчивая один вид упражнений, он тут же принимался за другой.
Теперь он ходил по деревне и по полям только в сопровождении отряда стражников, которые шествовали впереди него или тащились сзади.
Что касается шейха охраны, то он получал указания своего начальника и старательно проводил их в жизнь. Когда занятия кончались и шейх направлялся домой, он чувствовал, что на него со всех сторон устремлены робкие, испуганные взгляды. А мальчишки, едва завидев его, обращались в бегство, освобождая ему дорогу.
Однажды он обучал свой отряд и был очень недоволен одним из стражников. Шейх обвинил его в нерадении и в грубости своей перешел всякие границы. Стражник был сильнее его и старше. Он набросился на него и нанес ему сильный удар в висок. Оба противника сцепились, началась потасовка.
Это известие дошло до старосты, он тотчас явился, разнял дерущихся и тут же издал приказ об увольнении стражника, так как тот нарушил основной пункт воинского устава, гласящего о беспрекословном послушании и дисциплине.
Приказ был приведен в исполнение. При всем строе начальник вызвал стражника и лишил его отличительного значка и форменной одежды — так
Глубокой ночью у пылающего костра собралось несколько стражников: греясь, они рассуждали о событиях дня.
— Шейх не имеет права бить нас по лицу.
— Но он говорит, что дисциплина — основа военной службы.
— Как бы то ни было, а никому не дозволено унижать создание Аллаха.
— Шейх и вправду стал забываться, — проговорил первый. — Буйствует, говорит грубости. Да и не годится он на эту должность. Мы куда сильнее и ловчее его.
— Староста скоро поймет, что обманулся в нем, — сказал кто-то.
А один стражник, редко высказывавший свое мнение, заметил:
— Денег шейх охраны получает вдвое больше нашего, а ведь он не больно утруждается службой. Лишь кричит да приказывает.
Тут все увидели на дороге силуэт и замолчали, стараясь разглядеть, кто это. Оказалось — изгнанный стражник. Его пригласили к костру. И долго еще слышался зловещий шепот, подобный шипению змеи.
Шли дни. Никто не осмеливался пожаловаться начальнику на несправедливость шейха охраны, но все это время деревня, казалось, жила под покровом какой-то тайны.
Стражники продолжали заниматься все так же энергично и настойчиво. Шейх ощущал силу своей власти, гордость и самомнение его возрастали. На подчиненных щедро сыпались пинки и пощечины. Шейх оскорблял их, возводил на них напраслину, предъявлял нелепые претензии, без причины увольнял. И староста всегда был шейху поддержкой и опорой.
В феллахах рос страх перед авторитетом шейха и его высоким положением. Люди заискивали перед ним, ходили к нему толпами, моля о заступничестве и других милостях.
Дом шейха стал гаванью, куда стекалось множество даров и подношений.
Однажды староста отчитал шейха за какую-то оплошность, но это не сделало его более сострадательным к подчиненным. Он по-прежнему был жесток с ними. Опьяненный властью и тщеславием, шейх забыл, что сам он орудие в руках начальника, забыл и про заповедь, гласившую, что дисциплина — основа военной службы.
Постепенно отношения между начальником и шейхом охраны испортились; слухи об их ссоре начали расползаться и оседать повсюду, как пыль.
Вскоре к начальнику стали поступать жалобы на несправедливость, — люди просили образумить тирана, сеющего зло в деревне…
Долго размышлял староста, как поступить с шейхом охраны, и пришел к твердому решению — предать этого человека дисциплинарному суду.
И суд состоялся. Важно восседал на своем месте начальник. Справа от него пристроился имам мечети, изнемогающий под тяжестью своей чалмы; слева — шейх, который записывал для покойного старосты счета, — такой малорослый и тощий, что едва был заметен.