Синий краб
Шрифт:
— Не… Я не хотел.
— А зачем пришел, если не хотел? — вмешался Славка. — Странно как-то.
— Я к вам пришел.
Все удивились.
— Митька в деревню к бабке хочет уехать. Валька дерется. А куда мне? Жалко вам, да? Я вчера хотел про нападение рассказать. Только я не успел.
— Врет! — решила Тетка. Толик сказал:
— Тетка, стоп. А письмо кто писал? Не знаешь?
— Не… — сказал Шуруп. — Какое письмо?
Толик развернул бумажную салфетку. Вот что на ней было:
Берегите
Грозит опасность
Шуруп почему-то испугался:
— Не я…
— Я писал. — Качнулись ветки, и появился Уголек. — Ну, предатель я, да?
Все враз замолчали. Замолчишь тут, когда такая неожиданность.
— Врет, — снова решила Тетка. Славка удивился:
— Откуда он взялся?
— Явился он негаданно-нежданно, — сказал Мушкетер.
— Если ты писал, — говори, что написано? — заявил Славка.
— Берегите штаб. Грозит опасность! — отчеканил Уголек.
— Правильно, — сунулся Шуруп. Ему сразу приказали молчать. Мушкетер ехидно спросил:
— А сколько ошибок?
— Ладно тебе, — вмешался Толик. — Если бы человек знал про ошибки, он бы их исправил.
— А если не знал, значит, не знает, сколько их, — добавил Славка.
— Какой карандаш? — строго спросила Тетка.
— Синий.
— Правильно, — облегченно вздохнул Толик. — А когда ты принес письмо?
— Ночью. Не этой ночью, а прошлой.
— Это хорошо, что ты принес, — сказал Толик. — Но ты не ври, что ночью.
— А когда? Я утром уехал. В пять часов. Мы к папе ездили, я еще думал, что он щенка привезет. Только он не привез. Спроси… хоть кого…
Он чуть не сказал: «У папы спросите». Но это было бы смешно.
Папа далеко. А если бы он был здесь, то сумел бы доказать. Вчера Уголек выложил ему и про цирк, и про ночной поход, и даже про песенку.
Они сидели в каюте на тесном диване, и Уголек шепотом рассказывал, а папа слушал, тиская прокуренными пальцами подбородок. А когда узнал о страшных белых глазах-ромашках, усмехнулся и покачал голову сына широкой, но совсем не тяжелой ладонью. И Уголек облегченно вздохнул: все было позади. А оказалось, что неприятности не кончились.
— Все равно, — повторил Толик. — Не ночью.
— Не веришь? — прошептал Уголек.
— Нет, — тихо, но твердо, сказал Толик.
— Почему?
— Сказать, почему?
— Скажи!
— А кто говорил, что боится темноты?
Уголек покраснел.
— Это раньше… Я вовсе и не боюсь. Это я так сказал.
— Так просто не говорят.
Мушкетер предложил:
— Проверим еще. Какая там подпись?
— Нет там подписи, — ответил Уголек. — Там нарисован щенок… Ну, обыкновенный щенок. Нельзя, что ли, щенка нарисовать?
— Братцы! — заорал Мушкетер. — Не его письмо. Нет щенка!
— Есть! Это что?
— Это щенок?! Товарищи, глядите! Разве это щенок?
— Это
— Нет, — возразил Мушкетер. — Это синий верблюд.
Этого уж Уголек не выдержал. Разве виноват он, что «тройка» по рисованию еле-еле? Уголек отвернулся, и у него задрожали плечи.
— Ревет, — сказал Шуруп. Все примолкли. Толик потрогал Уголька за плечо:
— Подожди ты…
— Может, он правду сказал, — задумчиво произнес Славка. Тетка вдруг вскипела:
— Ироды! — Она была девчонкой. Хоть и сердитой, но все-таки девчонкой.
И сердце у нее было девчоночье. — Издеваются над человеком! Его письмо, ведь сами видите, олухи! У, Мушкетерище!
— А я чего? — пробормотал растерявшийся Мушкетер. — Раз это верблюд… И все равно же он боится темноты…
Это уж было слишком!
НОВЫЙ ДОМ И НОВЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ ЩЕНКА
Щенок бросил кость, которую нес в зубах. Было жаль ее, но он бросил.
Не мог он тащить ее с собой.
Белый щенок уходил в лес.
Хозяина себе он так и не нашел, а дом у него сгорел. А жить без хозяина и без дома щенок больше не мог. Старый Нептун был прав, щенок это понял теперь.
Ну, что ж, раз он не нужен никому, он уйдет в лес и станет диким.
Лес давно звал щенка. Ветер приносил оттуда странные запахи. Они были непонятные и в то же время знакомые. Они беспокоили щенка. Белый щенок садился у дороги и смотрел в конец улицы. Там протянулась светлая полоска березовых кустов. А из-за нее поднимались зеленовато-синие головы сосен. Совсем близко. Добежать можно очень быстро.
Но щенок не бежал. Лес не только звал его. Он еще и пугал. Как только щенок подходил к кустам, лапы делались слабыми. Не хотели идти лапы в лес. Мало ли что там в лесу. Шумит там глухо и непонятно. Может быть, ветер шумит, а может быть, чудовище с перьями на голове. Как выскочит да как погонится…
Несколько раз щенок подбирался к опушке. И уходил. Он привык жить на улицах. Там у него был дом.
Но сейчас дома нет. И щенок уходит в лес.
Наступил вечер. Шум в лесу утих, а запахи стали резче.
Щенок остановился у березок и повел носом. На черном влажном носу блестела желтая искорка солнца, которое уползало за деревья. Пахло травами, увядшими листьями, муравейниками и смолой. Пахло земляникой и нагретыми камнями.
Щенок раздвинул мордой низкие ветки и вошел в лес. Он уже перестал бояться. Но что-то настораживало его и заставляло идти пружинистым осторожным шагом.
Так щенок прошел сквозь березняк и оказался на бугре, где росли сосны.
Прямые тонкие деревья стояли часто. Низкая трава под ними была усыпана сухими иголками. Они покалывали лапы. Сквозь ветки светилось вечернее желтое небо.