Синий лед
Шрифт:
— Подписывай, подписывай, милая, — ласково пел старый аспид. — Это чтоб ты свое место знала. А не хочешь, милости просим на нары.
Она подписала. А куда деваться?
Как страшный сон Лика гнала от себя воспоминания, как ублажала в постели сморщенное естество педагога, выполняя любую его прихоть, терпела запах его тела, с трудом сдерживая рвоту. От Коростылева, потевшего в койке, как лошадь, смердело соответствующе, и эта едкая вонь держалась на ее коже неделями. К тому же антиквар оказался не только любвеобильным, но и весьма изобретательным. Но даже это можно было вытерпеть, а, приноровившись, даже что-то чувствовать.
Хуже
Она приспособилась.
В постели старалась помалкивать, в лучшем случае — постанывать, держалась с преувеличенным почтением целый месяц, ожидая, что либо ему надоест, либо, что наиболее вероятно, она закончит институт и исчезнет с глаз долой, и оказалась права. Коростылев ушел из института сам. Но расписку не отдал.
— Мне помощница нужна в салон, — сказал Яков Семенович. — Так что предлагаю тебе начинать там отрабатывать долг, а после сама решишь — оставаться или нет.
Так Лика начала «отрабатывать». Ее безумно раздражало, что подруги, вроде наивной дурехи Сашки Ковалевской всерьез считали Коростылева порядочным человеком, но убеждать их в обратном она не собиралась. К своему удивлению, работа оказалась не такой уж тяжелой, а ублажать Коростылева в постели приходилось все реже и реже, пока его постельные шалости не сошли на нет совершенно. У Лики вдруг появились собственные деньги, и полуголодное существование в общаге прекратилось. А к моменту выпуска она получила от Коростылева собственную расписку, которую, правда, в последний раз пришлось отработать в койке.
— Оставайся, — предложил он. — Теперь ты стала полноправным членом общества. Я научил тебя нормально говорить, нормально себя вести. Никто больше не заподозрит в тебе босячку с окраины, крадущей чужие кошельки. Платить буду по совести, а если уж совсем умницей будешь, рано или поздно получишь долю.
— Нет уж, спасибо, — фыркнула она и демонстративно разорвала расписку. — Хватит с меня. Ваша шарашка будет последним местом, куда я захочу прийти работать. Прошу пардону, но Джанго освободился.
— Ну, смотри, — неожиданно легко согласился Коростылев. — Как бы потом пожалеть не пришлось. Приползешь обратно — не рассчитывай на прежние условия.
К своему стыду, она действительно приползла, помыкавшись без нормальной работы. Учить детей в школах Лике не хотелось. Сама мысль, что она будет преподавать историю изо дня в день, за гроши, проверять домашние задания и оплакивать собственную жизнь, казалась ей ужасной. Поработав немного консультантом в магазине парфюмерии, Лика уволилась со скандалом и недостачей, которую пришлось выплачивать из собственного кармана. Еще пара попыток устроиться на приличную работу кончились полным провалом. И в итоге она, униженно приплелась обратно к Коростылеву, надеясь, что тот возьмет ее обратно и одновременно желая получить отказ, дабы сжечь все мосты.
Яков Семенович благородно взял Лику обратно, с зарплатой на пример меньше — «в наказание», и она приняла это без возражений. Зато больше не пришлось терпеть его притязания. Она смирилась со своим положением, затем в жизни появился Сергей, и существование стало более-менее сносным. И если бы этот проклятый бриллиант, она жила бы так и дальше, не тряслась от
Вспоминая смерть Коростылева Лика с ожесточением, как мантру повторяла про себя одно и то же:
«Ты сам во всем виноват, старый хрен! Ты сам во всем виноват!»
Лика изначально не была настроена на то, что Сережино малое войско будет столь же дисциплинировано, как хваленые американцами «морские котики», но того, что им в дальнейшем придется ходить буквально по краешку из-за глупости Антона и Володи, не могла предположить. Нет, она, конечно же, понимала, что оба товарища не блещут ни умом, ни сообразительностью, но чтобы настолько…
— Телефоны выключить, «симки» сменить, — зло скомандовал Сергей. — Родным и корешам не звонить. Угораздило же… Вова, ты хоть уверен, что менты к тебе из-за цацок приходили?
— Да откуда мне быть уверенным? — вскинулся Володя. — Они ко мне через день ходят. Я же на условном, еще по той, старой истории, и чуть что на районе, ко мне идут. Может, и не стукнули из ломбарда еще, но я чего, дожидаться буду?
Лика сдавленно охнула.
Володя, действительно, несколько месяцев назад проходил в качестве обвиняемого по делу о разбое, хотя сам ничего не делал, даже на шухере не стоял, просто оказался в компании пьяных гопников, промышлявших нападениями на поздно возвращающихся женщин. Вова тогда уснул на скамеечке, а когда полицейские повязали всю банду, долго недоумевал, при чем тут он. Суд, впрочем, с ним обошелся весьма гуманно, потому раз в неделю Вова ходил к участковому — отмечаться и оправдываться, если поблизости действительно происходило что-то из ряда вон выходящее.
— Толку то от смены «симок», — буркнул Антон. — Если Лику вычислили, значит, ее звонки уже отследили, узнали, кто ты такой, а потом отследили твои звонки, и вычислили нас. И теперь будут ловить.
Володя всхлипнул.
— Пацаны, может, того? Сдадимся?
По тому, как заходили желваки на лице Антона, Лика поняла: Володе сейчас вломят по первое число. Сдаваться никому не хотелось, а уж ей больше всех. Хотя бы потому, что почитывая на досуге детективы, Лика сообразила: она запросто пойдет как организатор налета, даже если попробует доказать обратное. Про сейф знала она, про камень тоже, сигнализацию без нее никто бы так просто не отключил. Как ни крути, а в случае провала отделаться легким испугом вряд ли получится.
Антон дождался, пока машина остановится, увел Володю куда-то за заправку и, пока Сергей рассчитывался за бензин, несколько раз дал Володе по морде. Лика видела лишь их тени, да слышала звонкие шлепки и глухие вскрики. Оба вернулись с перевернутыми лицами: Антон — красный, злой, Володя в слезах, бурча под нос матерное. Глядя на последнего, Лика подумала: вот оно, первое слабое звено, балласт, который утянет всех на дно.
О слабом звене, дальнейшей судьбе и разрушенной жизни она размышляла всю дорогу до заброшенной на зиму турбазы, глядя в окно, как свистят мимо высоченные сосны. Сладостная Европа и еще более сладостная Америка манили со страшной силой. Загранпаспорт лежал в кармане. Она могла бы прямо сейчас сбежать в любую безвизовую страну, вроде Турции или Таиланда, загнать камень — хватало контактов и там — и потеряться в неизвестности. Но бриллиант был надежно спрятан в нижнем белье Сергуни, все сильнее раздражавшего Лику.