Синий махаон
Шрифт:
Вот над этими зонтиками я и увидел жёлтых бабочек-махаонов, когда впервые выбрался на склоны под скалами.
Но добраться до махаонов не удавалось. Пока я спускался, оступаясь и съезжая по сухой глине, махаоны разлетались и дразнили меня издалека. Я то лез вверх, то скользил вниз, а махаоны были всё так же недоступны. И вдруг удача!
Неожиданно я увидел махаона совсем рядом на цветке ферулы, и почти такого же жёлтого, как этот цветок. Лучше бы я его не видел! Потому что даже беглого взгляда было достаточно: это не махаон, а алексанор — бабочка, похожая на махаона. Но только более редкая.
Махаон
Алексанор встречается лишь в немногих местах: кое-где в горах Армении, Азербайджана и Средней Азии. В моей коллекции на месте, предназначенном для алексанора, зияла пустота.
Сердце мое дрогнуло, я поднял сачок, на палку которого опирался, и покатился вниз, прижимаясь к шершавому склону. Пытаясь задержаться, я только в кровь изодрал руки.
Так я прокатился несколько метров, а алексанора и след простыл. Теперь я понял, что всё множество летавших вокруг жёлтых бабочек — это алексаноры.
Моё рвение удвоилось, но, кроме новых ссадин, я ничего не приобрёл. Я взбирался вверх, скользил наискосок, ссыпался вниз с потоком щебня, но тщетно. Алексаноры были неуловимы. Духота, жара, сердце колотится. Почти без сил выбрался я на гребень.
...На гребне были нагромождения скал и камней, а местами попадались плоские вершинки. Когда я поднялся на одну из них, я вдруг увидел алексанора, который взлетел с камня и устремился ко мне. Это было так неожиданно, и я настолько растерялся, быть может, от усталости, что даже не успел поднять сачок. Алексанор сделал надо мной круг, отлетел метров на десять, затем снова покружил около меня.
Я застыл на месте и стал медленно поднимать свой сачок. Алексанор возвратился, и я взмахнул сачком. Но торопливо и неточно. На какие-то доли секунды алексанор опередил меня и увернулся.
Он унёсся на своих быстрых крыльях куда-то вниз, за скалы, и, вероятно, навсегда. Сердце колотилось от пережитых мгновений, и я ругал себя за поспешность. Надо было чуть резче, надо было чуть правее, надо было... надо было...
В следующий миг алексанор вынырнул откуда-то сзади, мелькнул у моего лица и опять исчез за ближайшими камнями. Теперь я был уверен, что он появится снова.
Я поворачивал голову, пытаясь уловить момент его появления, пальцы, сжимавшие сачок, побелели, но алексанор свалился на меня сверху и, сделав у самого моего лица что-то вроде мёртвой петли, умчался.
Он возникал то справа, то слева, я крутился волчком, прыгал с камня на камень, размахивал сачком, а алексанор проходил в каких-то сантиметрах, исполняя немыслимые фигуры высшего пилотажа. Уж не играет ли он со мной в детскую игру «салки»? Я выбился из сил окончательно.
Я опустился на камень, вытер пот с лица, снял рубашку — она была хоть выжимай. Сердце билось где-то около горла, и казалось, вот-вот выпрыгнет. Алексанор, по-видимому, тоже притомился и куда-то исчез.
Ругая себя за неловкость, я брёл домой, всё вверх и вверх по выветрившимся лавовым нагромождениям.
... Я не один раз думал, стоит ли терпеть такие муки ради какого-то призрака, ради бабочки, не имеющей никакой ценности в глазах большинства людей. И вот теперь, сидя у себя дома за столом — за окном заснеженные деревья и рассвет декабрьский едва пробивается,— могу сказать, что стоит. Объяснить это чувство невозможно. Оно возникает в неведомых глубинах души, и я готов повторить все счастливые муки сначала...
Алексанор не давал мне покоя. Всю ночь я размахивал сачком, летал и исполнял фигуры высшего пилотажа вслед за алексанором, а утром еле разогнул ноги. И по правде говоря, мелькнула мысль никуда не ходить. Но, умывшись ледяной водой из родника, я не стал ждать завтрака и, сунув в карман бутерброд и фляжку с водой, вновь поплёлся на заветную площадку.
Душа замирала, когда я приблизился к площадке и стал медленно подниматься в надежде увидеть алексанора, но он заметил меня раньше. В тёплом медовом воздухе он демонстрировал акробатические номера у самого моего лица, так что я даже не имел возможности взмахнуть сачком; боялся задеть себя по носу.
Мне подумалось, что алексанор рад моему приходу и, конечно, не догадывается, зачем я сюда прихожу. Он гордился своей ловкостью и окончательно посрамил меня.
Это была его площадка, его дом, я прихожу к нему в гости, и мы играем в интересную игру, в «кошки-мышки». Это он так думал. А я не мог уже думать ни о каких других бабочках. Вот чудесная золотисто-оранжевая аврорина, вот пурпурная зигена Крюпера. Нет до них дела. Алексанор, только алексанор!
У меня и мысли не возникало поискать другую вершину или поохотиться на склоне, где трудно ходить, но алексаноров множество.
Охота за бабочками в горах.
И третий день прошёл всё в тех же играх. Я почти потерял надежду и на четвёртый день шёл уже без прежнего энтузиазма и потому припоздал.
Мой алексанор встретил меня далеко от своего дома и сопровождал до площадки. День был душный. Арарат купался в белой пене облаков, они частенько закрывали солнце. Я уже просто сидел на камне, изредка ради приличия взмахивая сачком. Алексанор тоже был не особенно игрив и часто присаживался на камень, распластав крылья, стараясь сохранить тепло. А может быть, причиной тому была ухудшавшаяся погода.
Очередное облако накрыло рассеянной тенью нашу площадку. Алексанор распластался на камне шагах в десяти от меня. И вот я осторожно привстаю и, пригибаясь, начинаю обходить площадку слева, прячась за выступы скалы. Скрытно подбираюсь к месту, где сидит бабочка. Я её не вижу, но точно знаю место. Медленно поднимаю сачок. Резкий удар, и я чувствую трепетание в голубой сетке.
Да, вот он наконец, желанный красавец, ярко-жёлтый, с чёрными, припорошёнными голубой пыльцой полосами, с длинными окаймлёнными хвостиками и красно-синими навигационными огнями на задних крыльях.