Синий мир (сборник)
Шрифт:
— Это труп посла с Мейнгера, — сказала Ильфейенн. — Он никогда не был настоящим послом, а лишь шпионом. Кто-то его или убил здесь, или принес сюда тело. Об этом никто не должен знать! Огласки нельзя допустить. Я верю, что ты надежный слуга. У нас подписано несколько деликатных соглашений с правительством Мейнгов, и инцидент, вроде этого, способен привести к несчастью. Ты понимаешь меня?
Джонатан никогда не считал своим любимым делом дворцовые интриги.
— Я выполню любое твое приказание, Боготворимая, —
— Товэрэч, он слишком занят, чтобы с ним можно было проконсультироваться. — Ильфейенн явно нервничала. — Экклезиарх Маноолло поможет тебе погрузить тело в кельтмобиль. Затем ты отвезешь нас к океану, и там мы от него избавимся.
— Я подгоню машину как можно ближе, — произнес Джонатан деревянным голосом.
Маноолло встал и последовал за ним к дверям. Джонатан услышал его шепот:
— Нам будет тесно в маленькой кабине.
— Это единственная машина, которой я могу управлять, — раздраженно ответила Ильфейенн.
Джонатан задумался, подводя аппарат к дверям.
«Единственная машина, которой она умеет управлять...»
Он бросил взгляд на противоположную стену Дворца, на такую же площадку, от которой его отделяли футов пятьдесят пространства. Там, сложив руки за спиной и доброжелательно глядя на него, стоял человек в голубом плаще.
Джонатан вернулся в комнату.
— Там Мейнг. На противоположном балконе.
— Хабальятт! — вскричал Маноолло, бросаясь к двери и осторожно выглядывая наружу. — Он не мог ничего заметить!
— Хабальятт знает все, — мрачно сообщила Ильфейенн. — Иногда мне кажется, что у него глаза на затылке.
Джонатан присел на колени возле трупа. Рот убитого был открыт, из него высовывался кончик оранжевого языка. На боку висел полный кошелек, полузакрытый покрывалом. Джонатан расстегнул его.
— Что ж, пусть он тебя удовлетворит, — резким голосом произнесла Ильфейенн, едва сдерживая бешенство.
Презрительное снисхождение в ее голосе обожгло Джонатана; он почувствовал, как краснеет от гнева и стыда. Но деньги — это деньги. Он вытащил пачку купюр. Не меньше сотни стипеллей по десять. Он вновь запустил руку в кошелек и вынул маленькое ручное оружие неизвестного ему предназначения.
Оружие Джонатан спрятал за пазуху блузы, затем он обернул мертвеца малиновой тканью и, поднявшись, взял его за запястья.
Маноолло взялся за лодыжки. Ильфейенн выглянула за дверь:
— Он ушел. Быстрее!
Через пять секунд труп лежал на заднем сиденье.
— Пойдем со мной, — приказала Ильфейенн Джонатану.
Опасаясь показать Маноолло спину, Джонатан подчинился. Жрица привела его в комнату, где находился гардероб, и указала на два саквояжа:
— Возьми их. Отнеси в кельт.
«Багаж», — подумал Джонатан. Краем глаза он
Джонатан вернулся в комнату.
Ильфейенн переодевалась в наряд простолюдинки: темно-синее платье и сандалии. Платье подчеркивало ее фигурку феи; ее свежесть и пряность, казавшиеся неотъемлемыми частями девушки. Джонатан отвел глаза. Маргарита на ее месте не вела бы себя столь непринужденно, да еще в обществе покойника.
— Кельт готов, Боготворимая, — доложил он.
— Поведешь ты, — заявила Ильфейенн. — Вначале поднимешь нас до пятого этажа, затем — на юг, в открытое море через залив.
Джонатан покачал головой:
— Я не водитель. И везти вас не собираюсь.
Казалось, его слова провалились в пустоту. Но затем Ильфейенн и Маноолло одновременно повернулись к нему. Ильфейенн была удивлена, но выражение гнева на ее лице быстро уступило место решительности.
— Выходи! Ты поведешь, — произнесла она более резким тоном, словно Джонатан не понял ее приказа.
Джонатан осторожно сунул руку за пазуху, где покоилось оружие. Лицо Маноолло оставалось неподвижным, лишь слегка встрепенулись веки. Тем не менее Джонатан был уверен, что мозг священника настороже.
— Я не собираюсь вас везти, — повторил Джонатан. — Вы и без моих услуг легко избавитесь от трупа. Не знаю, куда и зачем вы собрались, но точно знаю, что с вами не пойду...
— Я тебе приказываю! — крикнула Ильфейенн.
Невероятно! Ей осмеливались перечить! Такого с ней еще не случалось.
Джонатан покачал головой, настороженно следя за каждым движением друидов.
— Сожалею...
Разум Ильфейенн отказывался переварить этот парадокс.
— Тогда убей его, — бросила жрица Маноолло. — Уж его-то труп во всяком случае не вызовет подозрений.
Маноолло грустно улыбнулся:
— Боюсь, что это не так-то просто. — Его рука сжимала пистолет: он не захочет, чтобы его убивали, и будет отчаянно сопротивляться.
Ильфейенн поджала губы:
— Это смехотворно!..
Джонатан вытащил маленький пистолет. Не успев больше ничего произнести, Ильфейенн так и застыла с открытым ртом.
— Очень хорошо, — наконец сказала она глубоким голосом. — Я заплачу за твое молчание. Это тебя устраивает?
— Что же, устраивает, вполне, — криво улыбнувшись, сказал Джонатан.
Что он почувствовал, произнося эти слова? Что задело его больше в словах жрицы? Предложение денег или ее уверенность в том, что он обязательно согласится взять их взамен на молчание? Чувство собственного достоинства? Да, собственно, что такое чувство собственного достоинства? Разве помогло ему это качество сделать Маргариту счастливее? Ну, так и бог с ним, с достоинством!