Синий жасмин

Уинспир Вайолет

Лорна стояла, полускрытая входной занавеской шатра, и с интересом наблюдала за разворачивавшейся перед нею картиной жизни лагеря. От костров поднимался дым, смешиваясь с ароматом кофе и пряным запахом мяса, которое тушилось в горшках, подвешенных над огнем. Жалобно звенели струны какого-то музыкального инструмента; мелодия была странной и чуждой.

В другое время и в другой ситуации Лорна, без сомнения, была бы очарована живописностью этого лагеря, но теперь… Солнце стремительно уходило за горизонт, в воздухе разливалась прохлада; уже совсем скоро вернется шейх… Она старалась не думать об этом, рассеянно слушая болтовню женщин, шедших с кувшинами от колодца. Походка их была грациозна, а браслеты на щиколотках нежно позванивали

в такт плавным шагам.

В болезненной вспышке красок умирало заходящее солнце… Природа хранила в себе все: страсть и жестокость, красоту и печаль.

Последний луч угас, оставив в небе трепещущие, мучительно-алые штрихи. Ночь наступила почти сразу, и над лагерем зажглись звезды.

В этот момент Лорна заметила, что из пустыни к лагерю мчались трое всадников в плащах; и вскоре лошади, сверкая серебряной сбруей, влетели в освещаемое кострами пространство.

Словно ледяная рука сжала сердце Лорны. Несколько секунд она стояла недвижно, напряженно следя за передовым всадником: как он пришпоривает вороного коня, как стремительно слетает с него, взмахнув широким плащом. Вот протянул руку, чтобы приласкать животное, весь день возившее его на своей спине. Жеребец тихо заржал и положил голову на плечо хозяина.

Куда тот ездил? Что делал в эти долгие часы за пределами лагеря? Лорна очень быстро поняла все, как только ее взгляд упал на высокую, внушительную фигуру, а ушей достиг низкий голос, отдающий приказания. Шейх был хозяином лежащих в дальних пределах поселений горных племен и ездил туда, чтобы своими глазами проверить все, посетить сельский сход, вынести приговор нарушителям закона.

Законы, им самим придуманные, не дозволено было никому ни осуждать, ни нарушать!

Лорна вернулась в шатер, а через минуту пришел и Хасан, чтобы зажечь лампы. Вскоре они расцвели ярким огнем, и в его шафрановых отсветах стало заметно, какое у Лорны болезненно-бледное лицо: глаза потемнели от страха, а сердце готово было выскочить из груди. Из одной лишь только гордости она подавила в себе желание удрать поглубже в шатер. Нет, когда шейх войдет, она уже не побежит, не доставит ему удовольствия видеть ее струсившей.

— Я принесу кувшин свежего лаймуна, — произнес Хасан, войдя, как всегда, неожиданно и тихо. — Хозяин его очень любит.

Взглянув на слугу, Лорна с трудом удержалась, чтобы не заявить ему, что пристрастия его хозяина интересуют ее не более, чем мотыльки, летящие из темноты на свет ламп.

— Разумеется, ему захочется пить, — ответила она со сдержанностью, выдававшей ее внутреннее напряжение.

Хасан поклонился и исчез, оставив девушку одну в освещенном лампами шатре. Каждая жилочка, каждый нерв в ней были натянуты, как струна. Сунув руки в карманы бриджей, она напряженно ждала: едва дыша, застыла в центре ковра, словно беломраморная статуя. Послышалось звяканье шпор; по телу Лорны пробежала леденящая судорога. Шейх вошел, как всегда, бесшумным, крупным шагом. На плече лежал плащ, шелковая подкладка которого отбрасывала алый отблеск на его белую рубашку и бриджи. На ногах были высокие мягкие сапоги в тон подкладке. Словно языческий бог, стоял он у входа в шатер, оглядывая ее с головы до ног.

— Прошу прощения за опоздание, — произнес он низким голосом, от которого нервы у девушки просто завибрировали. — Надеюсь, моя девочка не слишком огорчена моим поздним возвращением.

Лорна смело встретила взгляд его наводящих страх глаз.

— Я надеялась, что ваш конь сбросит вас и вы сломаете себе шею! — выпалила она ему в лицо.

— Если женщина раздражена, значит она слишком долго была одна, — заметил он насмешливо.

— А вы рассчитывали найти меня в слезах, принц Касим?

С недоброй усмешкой шейх выхватил длинную крученую плеть, которой так ловко пользовался. — Вы, моя девочка, слишком неукротимы, чтобы проливать слезы.

— Какое, должно быть, разочарование для вас, мсье.

Он сбросил плащ и швырнул его на диван.

— Совсем наоборот. — Его взгляд скользнул по голубой тунике, подчеркивавшей стройную наготу ее тонких рук. — Я заинтригован, потому что завтра, а может быть, даже и сегодня, вы опять можете кинуться на меня с ножом.

— Лезвие сломается, — произнесла Лорна с отвращением, задерживая взгляд на его широкой груди, на которой ее рука оставила отметину. — У вас каменное сердце!

— Однако мое каменное сердце не осталось равнодушным к вашей красоте, cherie. [27] — Взглядом шейх поглаживал ее волосы, светлым сиянием окружавшим бледное лицо. — Весь день я спрашивал себя, уж не привиделись ли мне эти солнечные волосы, темно-синие глаза, как жасмин, рот, умеющий так красноречиво убеждать…

27

Здесь: голубка (фр.).

Наступила пауза, так как в шатер вошел слуга, неся в руках поднос, на котором стояли кувшин лаймуна и высокие бокалы. Поставив поднос на один из низких столиков, он спросил хозяина, когда подавать обед.

— Через час, Хасан. Сегодня мне хочется жареной ягнятины, а на десерт маленьких лепешек с султанкой. [28]

— Ягнятина уже на вертеле, сиди. — Слуга улыбался. — Я ведь знаю, какой у вас аппетит после такой скачки. Вода для бани господину уже греется.

28

Султанка — сорт изюма без косточек.

Занавеска опустилась за Хасаном, и девушка в очередной раз подивилась, с какими поистине королевскими удобствами живет в лагере шейх. Даже баня к его услугам, а услугой этой он, содержащий себя в безупречной чистоте, пользуется явно часто.

— Пожалуйста, налейте мне бокал лаймуна, — попросил шейх.

— К сожалению, ваш слуга только что ушел, — отрезала Лорна, сжимая в карманах кулаки.

— Налейте, cherie. — В его голосе прозвучала мягкая угроза, и, закипая в душе, она направилась к столику и наполнила бокал холодным лимонным соком.

— А теперь принесите его мне, — последовал приказ.

— Да, мой господин. — Девушка повернулась, подошла к нему и выплеснула содержимое бокала прямо в его надменное лицо. Потом, вся побелев, смотрела, как капли сбегали на его кибр, а в желтоватых глазах разгоралось пламя.

— Ну, теперь вам стало легче? — спросил шейх.

— Значительно, — откликнулась Лорна. — Жаль только, что это была не кислота… Как бы мне хотелось испортить ваше дьявольское лицо!

— У вас у самой дьявольский характер. — Он вынул из кармана платок, вытер лицо, а потом, не дав ей ускользнуть, схватил и прижал к себе с такой силой, что каждым своим изгибом, каждой линией она оказалась вдавленной в его крепкое тело.

— Как же ты меня ненавидишь! — Губы его медленно приближались к ее рту, глаза угрожающе сверкали. — Сперва пыталась заколоть меня, а теперь стараешься вызвать мою ярость в надежде, что я сломаю тебе шею. Да разве можно ломать такую прелестную шейку, та chere. [29] Скорее уж я покрою ее поцелуями.

Почувствовав на себе его губы, Лорна закрыла глаза и вычеркнула из памяти его лицо, но не смогла отключить чувства и не ощущать его жадных губ на своей шее, щеках, висках. Дрожь сотрясала ее с головы до ног, когда горячие, ищущие губы закрыли ей рот, отгибая назад ее голову, пока она не обессилела в его руках.

29

Дорогая (фр.).