Синопсис о сапиенсах
Шрифт:
– Это называется принцип меньшего зла, – объясняла Наташа, – лучше плохо сделать домашнее задание, чем не делать вообще.
– Зачем же делать задание плохо? – Настя с недоумением уставилась на сестру. – Это ведь так приятно, когда домашка сделана хорошо и учительница ставит в дневник пятерку.
– Приятно, конечно, но в жизни есть и другие заманчивые вещи. Скажем, захочется тебе посмотреть «Маленькую ведьму» или пойти гулять с Лешей из пятого «Б».
– Не захочется, – отрезала Настя, однако слушать начала с удвоенным интересом.
– Значит, захочется покататься на каруселях или пойти к Верочке – ей как раз щенка далматинца привезли, а у тебя математика не готова. Что сделаешь в таком случае?
–
– Правильно. Быстренько, поспешно, невнимательно, но тем не менее решишь, а если в школе тебя на следующий день спросят, то двойку ты уже не получишь.
– Но и пятерку не получу.
– Пятерка зависит от твоего везения, это правда. Но, скажем, четверку можно получить сравнительно легко, а уж тройку – ту в любом случае поставят.
Настя задумалась – так и впрямь получалось гораздо легче. Не нужно столько усилий прикладывать, чтобы делать задания лучше всех. Не нужно через голову прыгать, живи себе и живи – на троечку.
Вот она и приучилась – вслед за сестрой – спустя рукава все дела делать. После девятого класса в училище пошла, за однокурсника замуж вышла. Работать устроилась в магазин «Пятерочка», в котором Наташа уже несколько лет трудилась кассиром.
Одно лишь несчастье: не ладилась у старшей сестры личная жизнь, и та начала постоянно капать на нервы. Все чаще после смены в магазине задерживалась, говорила, муж пьет так, что дома сидеть невыносимо. Однажды и вовсе подсобку для хранения овощей слезами залила. Не хочу, мол, жить с этим неудачником – и все тут.
– Терпи ради детей. – Настя строго посмотрела на сестру. – Или ты хочешь, чтобы они росли без отца?
– Не хочу! Но разве это можно назвать жизнью?
– Нет. – Настя вздохнула, удивляясь, что сестра отказывается понимать очевидные вещи. – Это называется принцип меньшего зла.
Машина времени
Мама
Белые паруса, черное море
Очки у дяди Вани были совершенно кошачьи – круглые и зеленые, для пущего сходства подклеенные изолентой. Короткий рукав летней рубахи являл миру поплывший от времени рыбий хвост. На голени красовался белесый шрам, оставшийся от когтей амурского тигра. А главное – у дяди Вани была гитара. И если все встречавшиеся в то время гитары носили банты, дяди Ванин уж точно был самый красивый.
– Полный вперед! – объявлял он, выходя из подъезда. И все окрестные бабульки тотчас же принимались на пироги зазывать. Вот только на чужие пироги дядя Ваня не велся, сам пек и местных ребятишек подкармливал. Особенно хорошо удавались рыбники. Их тетя Катя пуще прочих любила, вот он и старался. Говорил еще:
– Палтуса давай, а то уж больно красота моя стала костлява!
– Ты ж, старый, небось, как всегда, с гитарой уснул, – смеялась тетя Катя да календарь настенный вешала.
Вот как у них водилось – две тысячи третий год, значит, белые паруса, черное море.
Сама тетя Катя вышивкой увлекалась, могла и осьминога, и медузу, и мавку какую вышить. Говорила еще, что изнаночная лицевой главней – всю правду о человеке показывает. Говорила: как стежок шьешь – так и замуж пойдешь. Говорила: чужие дети, зато внуки свои.
И Маринушка своя. Даром что в самый темный час приехала – сумеречная дяди Ванина дочка. Все к тюрьме городской бегала. По ночам от любви кричала, не ела ни черта. Тетя Катя уж ей и щи, и кулебяку, и шарлотку с яблоками – ни в какую. Умом ехала девка, лицом темнела. Думали, сгинет. Ан нет.
Пришла однажды расфуфыренная как павлин и говорит: «Рыбников хочу папиных!» Ну, дядя Ваня рад был стараться. Тесто замесил, начинки целую гору. В палтуса она ножовку и спрятала. В газетах писали – побег, мол, из городской тюрьмы, покушение на сотрудников, сообщница в розыске. Словом, так метко Маринушку расписали, что дядю Ваню удар хватил. Отпели его потом по всем статьям, как полагается, заодно и хвост – как выяснилось, русалочий – отпели.
Маринушка потом крашеная вернулась, почуяла, как пришло время квартиру оформлять. Ваня-то с Катей по-простому, без росписи жили, все думали: зачем роспись, коль внуки свои? Так Катя в монастыре оказалась.
Маринушка, впрочем, тоже не больно праздновала – года не прошло, как у ней в животе нашлась та самая ножовка, что была в рыбнике. Тетя Катя на поминки приехала, говорит, вещи нужно забрать. А сама только настенный календарь и забрала. Белые паруса были на том календаре, черное море.
Алевтина Павловна и море
В воскресенье Алевтина Павловна почувствовала легкое недомогание и позвонила любезному другу Иннокентию Юрьевичу.
– Иннокентий Юрьевич, – несколько смущаясь, проговорила пожилая женщина в трубку, комкая цветастый шейный платок, – не могли бы вы навестить меня вечером?
Любезный друг смущенно закашлялся и чем-то напряженно зашуршал, должно быть, газетой.
– Алевтинушка, – нежно произнес Иннокентий Юрьевич, – мы же ведь только что с вами виделись, вы, должно быть, запамятовали? В четверг ходили в театр на новую интерпретацию Лермонтова.