Синтетический солдат
Шрифт:
Я попытался подсказать самую простую версию.
– Вы, Андрей Васильевич, мыслите как полицейский. Они тоже так сначала думали.
Я возразил. Сравнение с полицейским мне по душе не пришлось. Как-то я обычно ставил себя на иную ступеньку социальной лестницы.
– Это не мнение профессионального полицейского. Это только естественная логика. А наличие крови на одежде… Все зависит от того, как лежало тело после убийства и куда стекала кровь. Тело могло лежать лицом вниз, и была возможность для стока крови. Я не берусь сейчас что-то утверждать, я только предполагаю. Однако вы сказали, что полицейские сначала так думали. Это само собой уже подразумевает, что они передумали. Значит, они передумали?
Я представил, как она суетливо
– Они передумали. Привезти могли только на служебной машине Владимира. Следов другого транспорта там не было. На руле остались только одни отпечатки пальцев – Владимира.
– Вот, касательно этого момента я могу сказать как профессионал. Не как полицейский, а как профессиональный офицер спецназа военной разведки. Даже у нас на службе есть специальные приспособления, которые позволяют управлять машиной, не просто не оставляя отпечатков пальцев, но и почти не нарушая уже существующих отпечатков. Простая техника. Механика. Есть приспособления и для рулевого колеса, и для рычага коробки передач. И отсутствие посторонних отпечатков не является еще доказательством чего-то. Доказательством могло бы стать только наличие чужих отпечатков.
Голова все же болела, и язык шевелился с трудом. Но говорить такие длинные и сложные фразы я себя заставлял, чтобы не показать свое настоящее состояние.
– А следы? Эти… Когти…
– Про следы вы мне вообще ничего не говорили.
– Рядом с телом найдены следы какого-то животного. Не очень отчетливые, тем не менее заметные. Из-за длинных когтей. Это не собака. Точно. Это вообще следы какого-то неизвестного зверя. В полиции говорят, что следы можно сделать искусственно, чтобы сбить следствие с толку.
– На кошачьи следы не похожи?
– Не знаю. Мне следы не показывали. Я со слов полицейских говорю. Но кошачьи следы слишком мелкие. И когти не большие.
– Есть такая крупная кошка – гепард. Мельче леопарда, но тоже серьезный зверь. Я почему про гепарда вспомнил. Гепард – единственная из всех кошек, которая не умеет когти убирать. Они у нее всегда торчат и стучат. И это самый быстрый зверь на свете. И бегает быстро, и нападает стремительно. Владимир Николаевич же служил дрессировщиком. Кого он, кстати, дрессировал? Я спрашивал, но мне он так ничего и не сказал.
– Мне тем более. Вы же знаете его. Из него слово вытащить сложно. Знаю только, что работал в какой-то закрытой лаборатории или даже в институте. Наверное, занимался там охранными собаками. Я так думала. Это потому, что у него дома всегда много разных ошейников и поводков было. Ошейники больше «строгие». Знаете, такие, с шипами, которые в шею впиваются. Чтобы одернуть собаку и подчинить сразу. Такие обычно только на сторожевых собак надевают. У него даже служебная машина была оборудована клеткой. Специально для перевозки таких животных. Но следы рядом с телом были не собачьи. Это полицейские точно говорят.
– А своей собаки у Владимира Николаевича с собой не было? Не помню уже, как ее зовут… Была же у него овчарка. Мне, признаюсь, как-то вообще трудно его представить без собаки.
Это было правдой. Я и видел, то Владимира Николаевича без собаки, можно сказать, считаное число раз, хотя мы служили рядом многие годы. Обычно рядом с ним была или служебная, или его личная собака. Собак он любил так, как не мог любить людей. И его собаки любили гораздо сильнее, чем вообще могут любить люди. Не только его, но и вообще, в принципе – люди. Людям не свойственна преданность, которая сильнее чувства самосохранения. А у любой собаки это в порядке вещей.
– Нет. Его последняя собака умерла около месяца назад. Ее отравили. В городе, если вы слышали, свирепствуют эти мерзкие твари… Как их… Которых, говорят, наш священник проклял вместе с потомками до седьмого колена… Подскажите… А, вспомнила – догхантеры. Разбрасывают по всему городу яд. Даже на детских площадках. Владимир подозревал, что его собаку отравили они. А у меня
– Вы в полиции эту версию высказывали?
– Конечно. Они только посмеялись. Всерьез не восприняли. А я вот наоборот.
– А что вообще в полиции говорят?
– Один шутник вообще ляпнул, что это вурдалак [1] напал. Правда, мне сосед рассказывал, что в городе такие слухи о вурдалаке ходят. А убийство Владимира – это уже четвертое убийство такого рода. И всего за полгода. Но я в вурдалаков не верю.
Я тоже мало склонен верить во всякие сверхъестественные случаи, но гадать, ничего по сути дела не зная, я не собирался. Чтобы рассматривать любую версию, требуется иметь на руках хоть какой-то набор фактов. То, что Елизавета Николаевна рассказала, фактами по большому счету не являлось. Это было, в первую очередь, проявлением ее эмоций.
1
Вурдалак – Врыколак, Вурколак и Вукодлак (Россия, Богемия, Сербия, Албания, Черногория) – умерший вампир, оборотень в славянской мифологии, человек-оборотень, обладающий сверхъестественной способностью превращаться в диких животных, нередко промышляющий высасыванием крови из своих жертв, как вампир.
Капитан Владимир Чукабаров, которого в бригаде спецназа ГРУ звали за глаза шутливо Чупакаброй, был начальником кинологической службы. Готовил для бригады собак-саперов и проводников к ним. В отставку он вышел три года назад, после сорокалетнего юбилея. Посчитал, что в его возрасте носить капитанские погоны уже не солидно, а должность не позволяла получить более высокое звание. Какого-то продвижения выше ему не светило, поскольку бригадные кинологические службы были вообще в спецназе ГРУ самым крупным звеном, а в центральном аппарате кинологической службы не было вообще.
Когда капитан собрался уйти в отставку, я, как единственный человек, с которым он общался более-менее на дружеской ноге, посоветовал ему сначала найти новое место работы.
– Я уже нашел, – сообщил тогда Владимир Николаевич.
– Кем?
– Дрессировщиком.
– В цирк, что ли?
– Нет.
Больше он объяснять ничего не захотел. И я, зная скрытный характер этого человека, его способность просто молчать в ответ на простой вопрос, словно не слышит, не спрашивал больше. Да и не настолько мы были близки, чтобы расспрашивать. Просто другие с ним вообще не общались, а я общался. Может быть, благодаря общей нашей страсти к зимней рыбалке – мы с ним время от времени на моей машине выезжали на дальние озера, где рыбаков было меньше, чем рыбы. Наверное, Владимиру Николаевичу просто нужно было с кем-то из сослуживцев общаться помимо службы, чтобы совсем не провалиться в одиночество, и он выбрал меня. Не знаю. Но и после его выхода в отставку Чукабаров время от времени навещал меня в городе, зная дни, когда я приезжаю. Я тогда тоже остался один после развода с женой, не пожелавшей больше переживать и терпеть мои командировки в «горячие точки». Нервы у нее не выдержали после того, как меня привезли не домой, а сразу в госпиталь. Она уехала к матери в Москву вместе с сыном. Меня поставила в известность только после того, как я пошел на поправку. Оставшись один, я первое время тоже одиночеством тяготился. И, чтобы это чувство в себе погасить, время от времени навещал Чукабарова. С ним можно было просто посидеть на кухне, попить чаю и ни о чем не говорить.