Синто. В одну и ту же реку. Часть 4. Чужие звезды
Шрифт:
Я пропустил эти слова мимо ушей, сердце ныло, грудь сдавили тиски. Действие «яда» или «защиты»? Но что могло их спровоцировать? Парализующие иглы, вроде бы не должны были, хоть я и получил овердоз.
— Абель, ты мне элкисы часом не вводил?
Он застыл на мгновение.
— Колись.
— А что мне оставалось делать!? Ты бы очухавшись, принялся добивать меня и слушать бы не стал!
— Да говори ты по существу!
— Ты получил пять игл, я ввел тебе один антидот, ты вроде задышал нормально. Я решил не рисковать, и дать тебе установку, чтоб ты не убил меня… Ввел элкис и ты стал подыхать. Тогда ввел еще два антидота и
— Нужен еще один антидот третий, а лучше четвертый. Защиту заклинило. Нужно вычистить тело, чтобы она расслабилась.
— Нет у меня больше четвертого, один был, и тот на тебя извел. Третий сейчас поищу.
Я потащился вслед за ним, надо бы в аптечке подобрать себе что-то поддерживающее: глюкозу, соляной раствор, витамины может быть.
Введя всё и антидот напоследок, я расслабился прямо в манипуляционном кресле. Абель тихонько примостился напротив.
Не знаю, что меня дернуло… Я тогда плохо соображал и не вполне себя контролировал…
— Что Абель, только когда рядом кому-то еще хуже, затихает твоя боль?
Он вскинул глаза, впившись взглядом, я подумал, что он сейчас врежет мне, но закрываться не было сил. Секунда… Его лицо исказилось как от сильной боли, он закрыл руками голову, подтянул колени, пряча в них лицо, скрутился так чтобы занимать как можно меньше места. И заговорил…
Он стал рассказывать о себе, о своем детстве, юности. И своем отце…
Он говорил, говорил, говорил…
Вспоминая, вытаскивая упрятанное глубоко-глубоко.
А мне стало дурно — и не от препаратов. От его слов, от его воспоминаний. Я думал, что мой отец чудовище, хуже которого нет. Я очень ошибался.
В какой-то момент это стало нестерпимо. От психопатичной, опасной змеи ничего не осталось — передо мной сидел несчастный искалеченный ребенок, и выплескивал на меня свою боль.
И я тонул в ней.
— Абель… Абель… — позвал я.
Нет, меня для него уже не существовало.
— Абель! Абель!!! — я потряс кокон, в который он скрутился, — Перестань! Перестань, пожалуйста…
Он очнулся и посмотрел на меня
— Что? Противно? — надтреснуто спросил он.
— Нет. Больно.
Он опустил глаза и еле слышно обронил:
— Извини…
Одно короткое слово… Я вздохнул, собираясь с мыслями:
— Абель, выслушай и запомни. Ты можешь рассчитывать на мою помощь. На меня. Не могу пообещать, что сделаю для тебя всё, такая клятва дается лишь единожды и я свою дал. Но если у меня будет хоть малейшая возможность помочь тебе — я помогу. Но ты сам, САМ, попытайся перебороть свое прошлое, отказаться от него. Ведь пока мы живы — ничто не поздно.
— Семья, Синто, а потом может быть я, — горько произнес он.
— Да, — я не стал приукрашивать правду.
— Не слишком ли велика очередь? Ведь вас там тридцать миллионов или больше?
Я склонился, заглядывая в опухшее от слез лицо
— Да, очередь велика… А кто-нибудь предлагал тебе больше чем я?
Он посмотрел на меня ничего не ответив, тяжело слез со стула и побрел прочь. Я не стал его удерживать.
Отец Абеля — как таких земля носит — использовал сына с пяти лет, внушив ему, что это нормально. Когда тот подрос и перестал удовлетворять его запросам, нашел-купил другого маленького мальчика. Двенадцатилетний Абель мучился и ревновал отца. Не знаю… Наверное это признание шокировало меня больше всего. Как же надо
В шестнадцать лет после выхода из школы-интерната, отец назначил ему солидное содержание и Абель начал жить — без цели, без смысла, удовлетворяя свои прихоти, желания и фантазии. Год, два, три и он стал всепланетарной знаменитостью, развратником номер один — мужчины, женщины и не только. Его отец к тому времени женился на еще более богатой, чем он, женщине и скрывал от нее свои пристрастия. Лицемерно угрожал лишить сына наследства, если тот не прекратит позорить его имя, а сам тем временем отсчитывал ему деньги за молчание.
К двадцати годам перепробовав все, что было можно на родной планете, Абель отправился на Деправити. А там таких ждут с распростертыми объятиями. Первая поездка прошла удачно. А вот вторая… Его взяли охотники папакарл [18] . Отец бы и не подумал спасать сына, но жена настояла. Они прилетели, Викен нашел Абеля, но уже были сделаны модификации, и это дало возможность отцу уговорить жену не выкупать столь неудобного, шантажирующего его отпрыска.
Всё. Абель должен был подохнуть к годам двадцати семи. Да не подох. Благодаря Викену, разглядевшему остатки человеческого в этом мерзком существе. А они были, эти остатки. Ведь он сам пошел с нами в цитадель Раффера искать крылатого; заботился о двуполой кошке, в последствии оказавшейся русским агентом, более того — он рисковал собой ради нее. Абель творит, ужасные вещи которым нет прощения, но причиняя другим страдания, он лишь подпитывает свою ненависть к себе. Он психопат, но не бездушный подонок. Это не оправдание и не ярлык — это исходные данные.
18
Папакарлы — преступники на Деправити специализирующиеся на модификации людей.
Ара-Лин, тогда на корабле, просто решила, что это ее долг — не дать мне умереть. Я остался жить лишь благодаря долгу и жалости. Что с того? Мне дали шанс, протянули руку, и я ухватился, выжил, отбросил прошлое. Жалость сменилась любовью. Мы стали настоящими половинками, пусть неравноценными всё ещё, но половинками. Мне плевать, что побудило Ару-Лин поклясться мне — важно лишь то, что она свою клятву выполнила. Важны последствия поступка, а не его причины. Но это для меня.
А для Абеля?
Примет ли он мою жалость? Достаточно ли ее будет, что бы вытянуть его, вернее подтянуть до человека, нормального человека?
Я встал и поковылял на его поиски, обойдя всю эту огромную квартиру, так и не нашел его. Уже было решил, что он куда-то вышел, как увидел за шторой выход на балкон. Открыв дверь, я оглох от шума: свист ветра, бросающего кислые капли, раскаты далеких молний и грохот волн — на балконе не было барьера. Бушевал шторм, да такой, что вздохнуть было тяжело и надо было отвоевывать у ветра воздух.