Синяя Борода, или Художница и Чернокнижник
Шрифт:
Наверное, нельзя упустить такой шанс. Адель перевязала ключи ниткой, чтобы не звенели и привязала к своей ноге выше колена. Вроде-бы под платьем не заметно. Торопливо вышла. Прислушалась. В одной из соседних комнат кто-то шебуршал. Аделаида постучала.
— Кто там? Проваливай! Ой, простите, простите, госпожа… — служанка, толстая некрасивая девка с рябым, покопанным оспой лицом неуклюже поклонилась.
— Проводи меня к барону, — приказала Адель.
Себастьян д’Аделард нашелся на первом этаже в большой зале. Сидел за длинным
— Доброе утро, баронесса. Как спалось? Призраки убиенных мною дев вас не тревожили?
Адель не нашла ничего лучше, чем спросить:
— Вы серьезно?
Если это и была шутка, то, в свете Аделаидиного сна — крайне неудачная.
— В комнате, где вы спали, ничем не закрыто окно. Я об этом не подумал. Больше такого не повторится.
— Эта комната отныне будет моей спальней? — зло спросила Адель.
— Нет. Нет, конечно, я не успел… Ваши покои уже готовят. Это было единственное подходящее помещение… Вам ведь не хотелось бы спать там, где уже… хм… умерла женщина?
— Нет, конечно.
— Да, и напишите список вещей, которые вам необходимы. У вас небольшой багаж… Я съезжу в город. Вы, надеюсь, обучены грамоте?
— Вы хотите меня обидеть?
— Вот и хорошо… — сегодня он выглядел непривычно рассеянным, даже каким-то больным. Аделаиде захотелось подойти к нему, взъерошить не расчёсанную черную гриву, чмокнуть в щеку, но она не осмелилась и за это на барона обиделась.
— Здесь вообще кормят? — мрачно осведомилась.
— Ах, да… Я сейчас распоряжусь… Я привык завтракать рано. Вы проспали… Я приказал слугам вас не беспокоить…
Это было почти невозможно, но кухарке барона это удалось. Она готовила хуже, чем Адель. Хлеб оказался не выпечен, от супа отчетливо несло гарью, холодная зайчатина по вкусу напоминала подошву башмака.
— У вас тут всегда так плохо кормят?
— Я привык к простой еде, но я прикажу кухарке принимать к сведению ваши пожелания.
— А это надо приказывать? То есть, я хочу сказать, прислуга без ваших приказов не заподозрит, что жену господина надо слушаться?
Впервые за все утро он улыбнулся:
— Ну какая из вас госпожа? Это невнятное платье и смешная косичка… Пастушка!
— А что ж вы на такой женились?! — вспыхнула Адель. — Что, ни одной знатной барышне вы не приглянулись? Что, среди аристократии по-прежнему в моде галантные кавалеры, а не свиньи, э?
— С пастушками проще. Знатные дамы, они, знаете ли, капризны. А пастушке много ли надобно? ПО улыбался ей немножко, титулом под носом помахал, и она уже хоть на край света за тобой готова, хоть венчаться вопреки родительской воле…
— Вы же сами… вы угрожали моей семье… — пробормотала Адель. Ощущение было такое, будто пощечину влепили.
— А еще пастушки чрезвычайно доверчивы.
— Вот
И поднялась из-за стола.
В кладовке нашелся и сыр, и даже ветчина. Кухарка, худая, мрачная — не иначе, как из- за недоедания! — покорно сопровождала Адель в ее поисках съедобного и изумленно глядела, как госпожа давится огромным бутербродом.
За спиной хмыкнули. Барон. Аделаида молча направилась мимо него к выходу, но он перехватил ее за руку:
— Не хотите осмотреть замок?
— Как будет угодно вашей милости.
Он не был ни роскошным, ни сказочным. И даже не зловещим — скорее, неуютным. Старым, неухоженным. Половицы скрипели под ногами. По темным углам таилась пыль и какая-то рухлядь вроде табуретки со сломанной ножкой, ржавого шлема, кочерги… Некоторые комнаты — места обитания барона, напротив, отличались чистотой и отсутствием всего, кроме самого необходимого. Его спальня, хоть и просторная, больше напоминала келью — кроме узкой кровати, табурета и сундука здесь ничего не было.
— А это что? — на сундуке у изголовья стояла расколотая надвое и связанная ниткой фарфоровая чашка.
— Это память.
— О чем?
— Об одном очень важном событии моей второй женитьбы.
— Счастливом?
— Хм… Да, пожалуй, да.
— И что же это за событие?
— Она пыталась меня отравить.
— Ой… — пробормотала Адель. — А. было за что?
— Убрать другого человека из своей жизни всегда есть за что… — обронил он после недолгого молчания. Аделаида еще не научилась разгадывать его мысли по лицу. Он говорил спокойным, даже равнодушным тоном, борода надежно маскировала нижнюю часть физиономии, а ведь по губам порою можно прочесть не меньше, чем по глазам…
— Тут так темно… — заметила Адель, чтобы хоть что-то сказать в ответ. Все окна были если не закрыты наглухо ставнями, так занавешены плотными темными тканями, лучики солнца пробирались между щелей украдкой, как шпионы вражеской армии.
— Только не вздумайте открывать окна, — резко сказал Себастьян.
— Почему?
— Можете считать это моим капризом.
Каким взглядом должна смотреть новобрачная на дом, в котором ей предстоит свить семейное гнездышко? Адель выбрала ненависть в доме, где все шептало "ты здесь чужая". Неприветливые взгляды вельмож со скверно нарисованных портретов. Холод даже в разгар лета. Косые взгляды немногочисленных молчаливых слуг. Закрытые двери.
— Здесь моя лаборатория. Сюда вам нельзя — здесь может нечаянно что-то взорваться. Например, вы.
— Здесь вход в подземелье. Там сыро и мыши. Вам туда ни к чему.
У той самой двери, через которую Аделаида прошла утром в анфиладу заброшенных комнат:
— Здесь нежилая часть дома. Сюда вам не нужно.
— А есть ли в этом доме дверь, в которую мне нужно? Выход, наверное,
— Адель…
— Нет, вы послушайте! У вас была своя жизнь… правила, привычки… это понятно! Ну так нечего было и жениться, если вы не хотите ничего менять! Если вы так ясно дали мне понять, что я для вас недостаточно хороша!