Синяя Борода, или Хуложница и Чернокнижник
Шрифт:
– Ох, чует мое сердце, беду в наш дом принесет этот человек...
– Мам, я устала. Можно я уже пойду спать?
Аделаида на цыпочках обошла дом, забралась в сад, затаилась за кустами сирени. Судя по голосу, отец был пьян. Прислушавшись, девушка поняла, что Теодор зачем-то рассказывает гостю печальный конец своей недолгой придворной жизни! Уж это-то постороннему человеку точно знать ни к чему! Никто не знал о прошлом родителей, кроме Аделаиды, и вот!
Она поднялась и решительно пошла к столу. Сино увидел ее первым, залаял, побежал навстречу.
–
– приветствовал ее отец, потянул за руку к себе и приобнял - Они говорят, что ты не художник... Эти бездари... Ведьма... Да! То у что у мужчины назовут даром Бога, у женщины - печатью дьявола... Мой прадед был художник, мой дед, мой отец был знаменит... Я написал короля... Но она... Она - золотой цветок на ветке моего рода... Если бы она родилась мальчиком, ей суждено было прославить наше имя во веки веков...
– Пап, уже очень поздно. Наш гость прибыл издалека и, наверное, устал. Давай не будем его больше задерживать и позволим наконец отдохнуть?
– Да... конечно... позволим отдохнуть...
– поднимаясь, Теодор пошатнулся, Аделаида успела его подхватить и они оба едва не рухнули.
– Спокойной ночи, мадемуазель, - сказал барон. В отличие от отца он показался Аделаиде совершенно трезвым.
***
– Что за наважденье, он опять пришел, - чуть не плача сказала мама. Она уже понадеялась избавиться от неприятного знакомства - два дня барон ничем о себе не напоминал, хотя оставался жить в деревне. Надин донесла, что в трактире он встречался с каким-то монахом.
Отец хмуро молчал. Он вообще мало говорил с тех пор, как проснулся на следующее утро после пьянки. Адель понимала, почему, но не знала, как его утешить. Она чувствовала себя виноватой. И... с надеждой вскидывалась на каждый стук в дверь. Не то, чтобы она на что-то надеялась или о чем-то мечтала - наивной Адель никогда не была, да и не сказать, что поведение барона тем вечером пришлось ей по душе. Но запретить себе хотеть его увидеть снова она не могла.
– Доброе утро, - сказал Теодор тем тоном, которым обычно кричат "пошел вон!"
– Срочные дела заставили меня вчера пропустить сеанс, но сегодня я пришел требовать выполнения обещания.
– Ваша милость, я думаю, мы погорячились тогда и моей дочери недостанет умения для столь сложной работы...
– Как так? Вы же сами давеча мне сказали, что мадемуазель Аделаида превзошла в мастерстве даже вас...
Теодор до скрипа сжал зубы. Адель торопливо выступила вперед:
– Для меня большая честь писать ваш портрет, ваша милость, и хотя мои умения, увы, действительно далеки от уровня мастерства моего отца, я постараюсь выполнить работу как можно лучше...
Теодор молчал, опустив глаза. Адель еще сильней почувствовала свою вину. Но грубо выгнать барона теперь, пожалуй, могло быть просто опасно.
– Мастерская слишком скучна и тесна для вас. Может, лучше выйдем на улицу?
– Как скажете.
Они
– Может, и Сино возьмем в картину, а?
– Пожалуй.
– Вы грустны сегодня, ваша милость. Что-то случилось?
– Нарисуйте веселого.
– Это будет неправда. А в искусстве нельзя лгать... Вы надолго в наши края?
– Теперь это зависит от вас.
– Каким образом?
– растерялась Адель.
Барон промолчал. Он был хорош, ярчайший мазок на полотне бытия, самый яркий из всех, кого Адель в своей жизни встречала. Ему шел черный цвет. Он сидел на траве, как огромный, грациозный черный кот, черная грива волос прямо-таки сверкала на солнце синим, тьма глаз затягивала. Смуглые пальцы неспешно перебирали шерсть на холке пса, который вовсе не желал позировать и то и дело норовил перекинуться на спину. Аделаида думала о том, что у профессии художника много преимуществ. Например, можно беззастенчиво рассматривать мужчину в упор и даже не краснеть, как подобает благовоспитанной девице. Или еще можно...
Она подошла, наклонилась и решительно расстегнула три верхние пуговицы его рубашки. Подумала и расстегнула еще и четвертую.
– Так лучше. Ну, общая небрежность образа и все такое...
Уши у нее все-таки слегка покраснели.
– Как вам будет угодно, мадемуазель.
– Мне угодно, чтобы вы улыбнулись. Как можно быть таким пасмурным, когда так светит солнце?!
– Мое солнце давно угасло.
– Я нарисую вам новое!
Он как-то так взглянул на Аделаиду, что она умолкла. Зачем-то поднялся, подошел. Адель попятилась, нервно брякнула первое, что на язык пришло:
– А еще вам надо сбрить бороду, она вас старит и мрачнит!
– Выйдете за меня замуж - сбрею, обещаю.
– Что?
Барон Себастьян д"Анвен медленно, торжественно опустился на одно колено перед растерявшейся Аделью.
– Мадемуазель Аделаида, согласны ли вы стать моей женой?
– Вы что, серьезно?
– ошеломленно пробормотала девушка.
– Совершенно серьезно.
– Но... как же так? А как же... долгое знакомство, присматривания там всякие, спор с родителями о приданном... мое незнатное происхождение, кстати...
– Для меня это все не имеет значения.
– Но мы же вообще почти незнакомы! Как можно принять такое серьезное решение о человеке, которого видишь второй раз в жизни?!
Он поднялся с коленей, стряхнул со штанины прилипшую травинку.
– Признаться, я уже был женат на женщине, которую знал очень хорошо... думал, что знал. Это меня ни от чего ни уберегло... Вы - именно та, которую я хочу видеть рядом с собой. А чего хотите вы?
– Я не знаю...
– пробормотала Аделаида - Вы для меня - темный лес... От вас никогда не знаешь, чего ждать... И я все-таки не понимаю ваших мотивов...