Синяя графика
Шрифт:
– Итак, Виктория, что вы думаете о проекте? Вы же принимали участие в этом?
– Я думаю, что это экономически выгодный, полностью соответствующий требованиям заказчика проект.
– Это то, что думает заказчик, а вы?
– Простите?
– Что вы думаете об этой коробке?
– Я... в первую очередь...
– она говорила размеренно, её лицо мало, что выражало, что злило Виктора, он не понимал, не мог принять то, что та девочка пропала за тоннами документации и бумаг. Не мог поверить в это.
– Я знаю всё про первые очереди, вторые и третьи, я тут президент, если помните, конечно! Что вы думаете?
–
– она прятала глаза.
– Нет, не хочу, - он очнулся от своей вспышки, - я, просто... простите, Виктория.
– Ничего, - она отпустила глаза и пошла к выходу. Остановилась.
– Я... я думаю, что это обыкновенная плановая коробка - экономически выгодная, соответствует непомерным амбициям заказчика, так называемый футуризм, который на деле просто пшик, - она щёлкнула пальцами, - который разрушит окружающий ландшафт. Да это просто какая-то муть, а не здание, которое чему-то там соответствует!
– Вы бы хотели проектировать другие дома?
– он надвигался на Викторию, не оставляя между ними никакого жизненного пространства.
– Я вообще не хотела бы ничего проектировать, - Виктор увидел в её глазах тот же азарт, что он видел когда-то давно.
– Почему же вы тут работаете?
– он наклонил голову и на мгновение прикрыл глаза, казалось, ещё немного, и он попросту забудет все давящие «нельзя» или «недопустимо».
– Почему? Здесь хорошо платят и приличный социальный пакет, - она внимательно вглядывалась в президента компании, пока он проводил глазами её язык, быстро облизавший, вдруг ставшие сухими губы.
– Я польщён такой оценкой моего труда, Виктория.
В ответ он услышал тишину, проведя, наконец, рукой по подушечкам пальцев, поднеся их к глазам, внимательно рассматривая, как когда-то - синюю графику на маленькой кухне, поцеловав на прощание указательный палец левой руки, он с извинениями отступил, дав Виктории выйти.
Вечером на следующий день нашлись неотложные дела в офисе, где работала Виктория, дела были настолько важными, что он позвонил и буквально потребовал от Петра, чтобы тот задержался, но подъезжая, он увидел садящуюся в какую-то невзрачную иномарку Викторию, на пассажирское сиденье.
Не слишком задумываясь о последствиях, злясь на себя, собственную глупость и неуместность, на полное неумение следить, он подъехал к небольшому переулку и, припарковав машину на перпендикулярной улице, поспешил за Викторией, которая вышла из машины, потом подошла к багажнику и стала выгружать коробки разного размера, упакованные, с золотистыми бантами, прямо в руки долговязого мужчины, в котором Виктор легко узнал Анатолия. Толя сделал пару ходок, потом, забрав несколько коробок, позволив своей спутнице взять столько, сколько она может унести, захлопнул багажник и протиснулся в дверь, придержав её для Виктории.
Яркая стеклянная витрина пестрела картинами, игрушками ручной работы, стеклянными шарами и гирляндами. Заглянув сквозь стекло, Виктор увидел светлое помещение, стоящую в центре Викторию, с распущенными волосами, в длинной юбке, видно, что недешёвой и вовсе не нелепой, но до онемевших пальцев напоминающую ту самую юбку, которую хотелось снять тогда, на чужой кухне. Просто потому, что раздражала. Теперь подобный фасон приносил улыбку.
И её юбка, и странная кофта, скорей напоминающая бесформенный свитер, минимум аксессуаров. Он бы, наверное, так и стоял, и смотрел, как маленькая женщина
Виктор отошёл в сторону, он видел, как дети стряхивали снег в маленькой «прихожей», а Анатолий помогал каждому посетителю со шнурками или шапкой, в чём тот нуждался, а потом отводил в светлую комнату, где дети играли с клоуном, а в углу улыбалась маленькая женщина в тонкой футболке и длинной юбке.
Часть третья
Устав от шума, на этот раз - отказавшись от ресторана или любого другого празднования, Виктор ехал по заснеженной дороге, уже давно свернув с трассы, наблюдая, как снег алмазными искрами переливается на лапах елей, которые сплошной стеной стояли на этой дороге. Оставалось три часа до Нового Года, он взял с собой немного еды, самую простую, чтобы успеть быстро приготовить, и ехал в свой загородный дом.
Домом это можно было назвать с трудом, обыкновенная дача госслужащего с привилегиями - сейчас, на фоне богатых особняков, смотрелась сморщенным старичком. Но Виктор не хотел переделывать или что-то перестраивать. Он любил именно этот дом, он знал, что его мать любила его, да и отец, несмотря на статусность и собственный фешенебельный особняк, любил приехать сюда среди лета и провести в одиночестве пару дней. Этот дом, с деревянной верандой, видом на ели, в семье так и звали: «Дом одиночества». Сюда приезжала старшая сестра в моменты конфликтов с мужем, пока муж сам, а то и с Виктором, не приезжали с целью вернуть жену мужу. Она демонстративно ругалась, но, садясь на старую скамейку, говорила всегда одно: «Здесь хорошо думается», так же, как говорил их отец. Поэтому дом лишь ремонтировался, реконструировались коммуникации, менялась мебель, старательно сохраняя общий вид, пространство же перед домом не трогалось и никак не модернизировалось. Никакие течения времени не касались этого дома, поэтому на скамейке у старого крыльца хорошо думалось.
Что-то мелькнула в свете фар. Машина. Рядом с машиной стояла женщина, в полушубке, в вязаной шапке и варежках, в длинной юбке, полы которой, казалось, уже вмёрзли в снег. Стоя на обочине дороги, на укатанном снегоуборочной машиной сугробе - она была похожа на Снегурочку, не доставало кокошника и голубого наряда, но прозрачный лёд глаз дополнял облик незнакомки настолько, что мало кто смог бы усомниться, что перед ним настоящая Снегурочка, с инеем на концах светлых волос выбивающихся из-под шапки.
– Простите, я могу вам помочь?
На Виктора смотрели прозрачные, как лёд, голубые глаза, и только ярко-синий ободок радужки светился в свете высокого уличного фонаря. Женщина попятилась, на ходу поправляя шапку и выбившиеся волосы, упала в сугроб, попыталась быстро встать, но была уже поднята мужчиной рядом.
– Так вам помочь?
– Не надо, я справлюсь, - Виктория ответила с какой-то странной смесью злости и растерянности.
– Я абсолютно уверен, что вы справитесь стоять тут, одной, в канун Нового года... здесь и днём машина проезжает раз в час, даже летом. Так что случилось?