Сиреневый туман, любовь и много денег
Шрифт:
Бекас старательно записал все, и Гога, проверив его записи, продолжил инструктаж:
— Но это только полдела. Ты должен понравиться ему. Говори тихо, чтобы он был вынужден внимательно прислушиваться, будь ласков, добр и ни в коем случае не нажимай. Выслушивай его с живым интересом, шути с ним, убеди его в том, что он делает нужное и полезное дело и принесет людям радость. Опасайся нарваться на детское упрямство и обиду. Если это произойдет, попроси прощения, раскайся… Ты понял, каким подлецом ты должен быть?
— Да, — ответил Бекас, — но уж не большим,
— Тебе до меня, как рядовому говночисту до Бехтерева! — гордо заявил Гога. — Слушай дальше. Имей в виду, что он может начать многое путать, например принять тебя за другого человека. Ты должен направлять ход его мыслей.
Он приложился к бутылочке с пивом и добавил:
— Когда действие начнет слабеть — еще парочку коричневых. Потом можно еще раз, но не более. Опасно.
— Это меня волнует меньше всего, — решительно сказал Бекас, вставая из-за стола. — Меня он в живых оставлять не собирался. Спасибо тебе, Гош, и если что…
— Остынь, Рома. Я тебе как психолог и психиатр авторитетно заявляю, выберешься как-нибудь. Если не будет получаться, звони, подъеду.
Роман, крепко пожал руку друга, сложил ампулы, шприц и инструкцию в небольшой пакет и вышел на лестницу. Спустившись вниз, он увидел, что на крышу «Волги» уселся тощий серый котяра с обгрызенными ушами.
— Хорошо хоть не черный! — проворчал Бекас, сгоняя кота.
«…блок защиты, как это ни прискорбно. Свой я уже получил. Завтра и вы получите. Должен вам сказать, что это плохой знак…»
Глава 6
СВЯЗЬ ОПРАВДЫВАЕТ СРЕДСТВА — ПРОКУРОРОВ И МЕНТОВ
Ден вышел из кабинета Кабачка, имея при себе кожаную папку на молнии и четкие инструкции. Он должен был доставить документы в банк «Третий Рим» на проспекте Сухово-Кобылина. Обычная курьерская работа.
Выйдя на улицу, он сел за руль скромной «пятерки» и, развернувшись на освещенной солнцем площадке перед особняком, выехал в автоматически открывшиеся перед ним кованые ворота. Повернув направо, он спокойно поехал к трассе, ведущей в город. Когда он отъехал от особняка метров на двести, из тенистого переулка выкатилась «Вольво-740» с затемненными стеклами и поехала следом за «пятеркой».
В «вольво» сидели трое орлов Салтыкова. За рулем был Палач, рядом с ним — Теремок, которого назвали так за привычку называть теремком любое питейное заведение, а на заднем сиденье раскуривал косяк Гриша Цицкало, по прозвищу Груша.
Затянувшись несколько раз первосортной «дурью», Груша, удерживая в легких драгоценный дым, смочил слюной криво разгоревшуюся папиросу и передал ее на переднее сиденье Теремку. Тот, приняв косяк, нажал на кнопку стеклоподъемников, расположенную между передними сиденьями, и стекла поползли вверх.
— Кумар выходит, — пояснил Теремок и глубоко затянулся, потом передал папиросу Палачу. — Атомный косяк!
Через минуту «атомный косяк» был выкурен, и в салоне стало дымно, как в коптильной камере. Еще через две минуты троих конкретных пацанов
— Слышь, блин, кончай ржать, а то сейчас улетим, — между приступами дикого беспричинного смеха выдавил Палач и, нажав кнопку, опустил все стекла, чтобы принять в грудь пару глотков свежего воздуха. Теремок и Груша, не слыша его, продолжали, задыхаясь, смеяться, одержимые демоном, выпущенным из комочка зеленоватого ароматного вещества. «Вольво» виляла по солнечному проспекту Гегеля, распугивая редкие машины. Собрав волю в кулак, Палач резко нажал на тормоз, и «вольво», оставив за собой две черные полосы, остановилась.
От резкого торможения сидевший рядом с Палачом Теремок с громким стуком ударился лбом о стекло, а сидевший сзади Груша налетел мордой на подголовник и больно рассадил изнутри губу о собственные зубы.
В машине стало тихо. Все посмотрели друг на друга. Теремок тер ушибленный лоб, Груша сосал кровоточившую губу, а Палач, отдуваясь, сказал:
— Ну, в натуре, и масть! Во цепляет!
Теремок посмотрел вперед и сказал:
— Э, слышь, а этот-то где!
Палач тоже посмотрел на пустую дорогу и, нахмурившись, нажал на газ.
«Вольво» рванулась вперед, и через некоторое время преследователи увидели впереди знакомую «пятерку», подъезжающую к развязке, ведущей в Город,
В «вольво» стало тихо. У сидевших в ней салтыковцев пошел другой кайф, и теперь они внимательно следили за преследуемой машиной, ожидая момента, когда можно будет приступить к действиям. По приказу шефа следовало загасить водителя, причем сделать это особо жестоким и оскорбительным для Кабачка образом, и оставить в машине свою визитную карточку.
Ничего не подозревающий Ден пристроился следом за машиной ГАИ и спокойно курил сигарету «Парламент». Теремок, раздраженный тем, что напасть на водителя «пятерки» было невозможно, злобно произнес:
— Ишь, сволочь, за ментом пристроился. Грамотный, гад!
— Грамотный-то грамотный, а вот если он до самого города будет за гаишной задницей ехать, где мы его замочим? — отозвался Палач.
— В городе прижмем и замочим, — послышалось с заднего сиденья.
— Как ты его замочишь, если там ментов полно? — поинтересовался Теремок.
— Харэ базарить попусту, — прервал бесполезную трепотню Палач. — Груша, дай-ка мне водички, а то сушняк!
Разговоры смолкли, и было слышно только, как Палач громко булькал минералкой из двухлитровой пластиковой бутылки.
Проезжая мимо памятного места, где разбились на «лексусе» Бантик и Лось, Ден увидел торчавший около дороги венок, а рядом с ним бутылку, стакан, прикрытый коркой хлеба, и несколько цветков.
В том месте, куда угодил потерявший дорогу «лексус», было сломано несколько небольших деревьев, а на более толстых стволах, в которых застрял исковерканный автомобиль, была содрана кора. Когда Ден увидел тот самый сук, на котором висел выкинутый из салона Бантик, его передернуло, и он поплевал через левое плечо.