Сирены
Шрифт:
Карвер отложил телефон и внимательно слушал.
– Информацию на диске надо стереть.
– И как это сделать?
– Прежде чем прийти к тебе, я две недели наблюдал за зданием. Райт, Редгрейв и Тиллман не приходят по понедельникам. Твой человек дежурил на прошлой неделе. Он их видел?
Подумав, Карвер ответил:
– В понедельник – нет.
– Твоему человеку нужно проникнуть в эту комнату.
– Что, вот так просто?
– Они прячутся у всех на виду. Нам известно, где именно. Известно, когда там никого не бывает. И никакой
Карвер явно заинтересовался.
– Твой человек мог бы наведаться туда в понедельник, – предложил я.
– Хм.
– Может, у него с ходу получится. А если нет, попробует через неделю.
Карвер посмотрел на меня:
– Возможно, это и стоит больше пяти.
Мы еще немного поболтали, допили налитый коньяк.
Карвер говорил уклончиво, но в целом оживленно. Он выпроводил меня из кухни, заставив прихватить остатки коньяка. Внезапно ко мне потянулись люди. Подковылял Зажим, весь в поту, странно напряженный, что-то буркнул и вручил пакет. Я кивнул, и Зажим прошаркал обратно в толпу. В пакете были деньги. Пять аккуратных пачек из пятидесятифунтовых банкнот. Я не без труда распихал деньги по внутренним карманам куртки.
Изабель нигде не было. Может быть, она и Сара Джейн не ладят между собой? Изабель расстроилась, увидев меня с Сарой Джейн. А еще меня настораживало безразличие суперинтенданта. «Не увлекайся Изабель Росситер». Ее отец озаботился отсутствием дочери только через месяц. Нельзя допустить, чтобы она исчезла.
– Празднуешь? – Кэтрин кивнула на бутылку.
– Каждый день. – Я отдал ей коньяк.
Кэтрин улыбнулась. Я уже забыл, как улыбаются по-настоящему. Улыбка осветила ее глаза, однако в этом доме настоящему не было места. Да и в наших отношениях тоже. Кэтрин сделала глоток, поморщилась и вернула коньяк мне.
– Шикуешь. Разбогател, что ли?
Я подумал про деньги в карманах.
– А как еще развлекаться бедному человеку?
Она снова улыбнулась:
– Мало ли…
– Могу к тебе поприставать.
– И как бы случайно пролить мою выпивку.
– Ох, прости еще раз.
– Да ладно. Зато я от Нила отделалась.
– А кто такой Нил?
– Бармен в «Рубике». Он считает меня своей собственностью. Цепляется ко всем девчонкам.
– Как это?
– Ну, липнет.
– А, такой небритый тип?
– Ага, вроде как всю ночь не спал, преступников ловил.
Я рассмеялся.
Нил.
Значит, Глен Смитсон, мерзавец, избежавший правосудия, назвался другим именем. Полезная информация.
– Обычно мужчины с нами не заговаривают, – пояснила Кэтрин. – Боятся.
– Рад это слышать.
– Правда? А признавайся, зачем ты мою выпивку пролил?
– Хотел познакомиться.
– Со мной? Не с Зейном?
– Сначала с тобой, – ответил я и понял, что говорю правду.
Она положила ладонь
– Что ж, попробуй ко мне поприставать, – с вызовом бросила она.
– Всегда готов.
Мы выпили еще. Потусили с толпой. Сами не заметили, как снова очутились наверху. Я целовал ее, и мне чудилось, что все вот-вот изменится. Моя душа, мое тело. Моя жизнь. Мы отстранились друг от друга. Я так и остался собой. Прежним. Это было терпимо. Ведь Кэтрин была со мной. Увидев, как я на нее смотрю, Кэтрин засмеялась и шутливо стукнула меня в грудь. Мы снова начали целоваться.
Ушел я примерно через час. Закрывая входную дверь, вляпался во что-то влажное. Пальцы были перемазаны чем-то черно-белым, как птичий помет. Неделей раньше такое же пятно красовалось на крыльце. Птиц поблизости не было. Я понюхал пальцы. Пахло краской. Я сорвал лист с дерева у дороги и вытер руку.
В Северный квартал я вернулся за полночь. Все вокруг приобрело приятную размытость. Я выпил воды, принял две таблетки обезболивающего и собрался поспать. На телефоне высветилось сообщение. С незнакомого номера. Всего два слова: «ЗЕЙН ЗНАЕТ».
18
Утром я встал рано. Стоя под душем, увидел засохшие потеки черной и белой краски на ладони. Вспомнил о птичьем помете на крыльце Карвера неделю назад. Потом об исчезновении Джоанны Гринлоу.
«Ее крыльцо было заляпано краской – черной и белой».
Я взял телефон. Надо было поговорить со знающим человеком. Из моих знакомцев в этом хорошо разбирался только один. Я со вздохом набрал номер Сатти. После ареста женщины в чадре мы с Сатти больше не виделись. Как и все остальные, он считал, что меня поймали на хищении наркотиков из хранилища для улик и отстранили от службы. Если он по-прежнему дежурил по ночам, то сейчас, наверное, отсыпался.
– Алло, – хрипло буркнул он в трубку.
– Сатти.
– Угу.
– Это Уэйтс.
– Уэйтс? – С него тут же слетел сон. – Какого хрена?
– Мне нужна помощь…
– Фиг тебе, а не помощь. Совсем обнаглел!
– Да-да, знаю.
– Мне с тобой даже разговаривать нельзя. Если дело дойдет до суда, я дам показания против тебя. С радостью.
– Слушай, я бы не стал звонить, но дело очень срочное…
– У меня денег ни фига нет и времени тоже, так что…
– Это не про деньги. Про метки преступных группировок.
Он ничего не сказал, но явно заинтересовался.
– Ты единственный, кто знает про них все.
– А зачем тебе?
– Частная работенка. В охране.
– За нее платят?
– Сотню фунтов в час.
Он презрительно фыркнул.
– Хорошо, двести. Больше дать не могу.
Он сглотнул, раздумывая.
– Где?
– В городе? В «Темпле»?
Бар «Темпл», перестроенный из подземного общественного туалета, принадлежал бывшему солисту популярной местной группы. Бар был нарочито запущенным, с приемлемыми ценами. Любимый бар Сатти.