Сирин
Шрифт:
Для всех деревенских Дарьяна была дочкой охотника. Мать умерла, когда она была еще в колыбели, от лап медведя. Отец в Лозовицы не заходил, охотился и добычу по соседним деревням продавал. Там за нее давали больше, и покупатели завелись постоянные. Девчушку сильно никто не расспрашивал, узнали, что хотели, и по деревне в тот же день разнесли. Баян принял на службу и тут же забыл. А Матрена поболтать не любила, только приказы отдавала да замечания сыпала, словно воспитывала. Так Дарьяна и работала в деревне уже пятый год.
Когда воды в чан было налито до краев, Дарьяна вымыла руки, присыпала старый
Стараясь не обжечься, Дарьяна набрала полные ведра горячей воды железным ковшом и наполнила деревянное корыто в соседней от спальни Митяя комнате. От воды поднимался пар, и девушка мечтала хоть на пол лучины погрузиться в приятную воду. В теплые дни она купалась в реке, а в холодную пору Баян разрешал растапливать слугам баню, где все друг за дружкой мылись в старых тазах, до скрипа натираясь колючей мочалкой и пихтовым мылом, которое девушка варила для всех.
– Дарьяна, не ожидал тебя здесь увидеть, – на лице парня разлилась приторно сладкая улыбка. Он вошел в комнату и медленно затворил дверь. – Приятный сюрприз.
– Вы сами велели мне приготовить воду, – не желая участвовать в разыгрываемом представление, равнодушно ответила девица, игнорируя его показное радушие. Запертая с парнем в одной комнате, Дарьяна отчего-то почувствовала себя неуютно.
– Подловила, – Митяй изобразил показное раскаяние и улыбнулся шире, обнажая ямочки на щеках.
Не искушенное девичье сердце пропустило удар, а затем, словно желая его восполнить, застучало с новой силой.
Митяй подошел к Дарьяне и положил большую ладонь на плечо. Кожу обдало жаром, румянец прилип к щекам.
– Прости, я совсем не хотел тебя пугать, – убирая руку, нагло врал с невинной улыбкой на лице Митяй. – Знаешь, на самом деле я хотел поговорить, поэтому и велел натаскать воды.
Девушке стоило лишь на миг заглянуть в глубокие гранитные глаза с легким прищуром, обвести правильные черты лица и чуть кривоватую улыбку, чтобы голос парня стал смелее.
– Я слушаю Вас, – одернув себя от разглядывания и потупив взгляд в пол, как учила тетка Матрена, пробубнила Дарьяна.
– Давай обойдемся без этого чужого вы? Обращайся ко мне просто на ты. Договорились? – юноша, заставляя посмотреть себе в глаза, приподнял подбородок девушки. Его пальцы были мягкими, но само прикосновение жестким, не терпящим неподчинения. Серьезный прямой взгляд Дарьяны стер улыбку с его лица. Но он тут же взял себя в руки, обнажив белоснежные зубы.
– Я хотел познакомиться с тобой лично, – на последнем слове парень сделал ударение. – Впрочем, как и со всеми остальными слугами. Отец хочет передать управление домом в мои руки, пока они с матушкой уедут по делам в Лютейный город.
Митяй внимательно наблюдал за девушкой, стараясь отследить реакцию на его слова и подобрать нужный ключик.
– Ты знаешь что-нибудь о Лютейном?
Дарьяна отрицательно покачала головой, не желая продолжать разговор. Уж в том, что он заговаривает ей зубы, она
– Ооо, тебе бы там понравилось. Огромный город с каменными мостами, трехэтажными особняками, а на горизонте – бескрайнее Нефритовое море. На севере Лютейный граничит с Великими холмами, чьи торговцы караванами везут рыжие шкуры двугорбых верблюдов, ларцы, полные драгоценных камней и стеклянных безделушек.
Не бывавшую дальше соседних лесов Дарьяну невольно увлек рассказ о далеких землях и невиданных диковинках. На миг она попыталась представить животные с горбами. Какие на ощупь их шкуры? Мягкие, точно овечья шерсть, или жесткие, словно лошадиный хвост? А море? Она всегда мечтала его увидеть, как только услышала бабушки рассказы.
– О чем это я? – Митяй успел разглядеть зажегшийся огонек любопытства в девичьих глазах. Он прервал свой рассказ, заправляя Дарьяне за ухо прядь выбившихся пшеничных волос, и задумался. Пару прядок всегда вились и вылезали из косы, что изрядно раздражало девушку. Но еще больше сейчас ее раздражала его близость.
“Отец оставляет тебя за главного, пока едет в Лютейный город. И ты по какой-то причине позвал меня, простую служанку, сообщить эту волнующую новость.”
– Понимаешь, к чему я веду? – прервал затянувшееся молчание юноша.
Девушка догадывалась и изо всех сил сдерживалась, чтобы не прошептать одно из заклинаний прямо в его хорошенькое лицо. Она выжидающе скрестила на груди руки, гадая, что он сделает дальше.
Деревенские парни не раз обращали на Дарьяну внимание. Она была хороша собой и улыбкой отвечала на доброе слово. Они нередко косили взгляды, приветливо махали, но вот развязных намеков или непрошенных прикосновений не позволяли. Может, отца охотника боялись, а может, острого девичьего языка? Ни в чьих руках она не чувствовала себя чьей-то собственностью, хоть и работала служанкой и сейчас не желала. Девушка снова покрутила головой, надеясь, что он сочтет ее дурехой и поскорее отпустит.
– Что все твои старания могут быть вознаграждены, глупышка. Я знаю, как много ты работала, какой усердной была, и я не оставлю это незамеченным. Конечно, если и при мне ты будешь стараться не хуже. Мой отец платит тебе сущие крохи. Я же могу одеть тебя в лучшие меха и отплатить серебром. Ты хочешь серебра, Дарьяна? – юноша заглядывал в глаза, стараясь за прямым взглядом рассмотреть покорность, жадность или безысходность. Надеясь угадать ее потайное желание, что отзовется жадным блеском на его предложение. Но глаза у девушки блестели только от злости. Простое четверостишие крутилось в голове, просясь на язык, но девушка не позволяла ему обрести силу.
– Дарьянка, ты чего копаешься? Пироги подгорят! – толкая прикрытую дверь широкими бедрами, окликнула девушку Матрена, внося свежую стопку полотенец. – Доброе утро, хозяин.
Служанка, словно только сейчас заметила Митяя, потупила глаза в пол и сложила руки на старом переднике.
– Не знала, что вы уже встали.
Дарьяна скривилась нелепой притворной покорности взрослой женщины перед напыщенным самовлюбленным мальчишкой, возомнившем себя вершителем судеб. Но все же она была благодарна Матрене. Полотенец на тумбе и так было предостаточно.