Сириус Б
Шрифт:
– Конечно!
– француженка на минуту закрыла глаза, а потом Силантий увидел, как над центральным монитором капитанского мостика появился силуэт летящей птицы, чем-то похожий на североморскую чайку, а прямо под ним загорелись золотые буквы:
"ЛОМОТАНГО"
космический крейсер класса "А"
планетарный деструктор
– Ломотанго, - тихо сказала француженка.
– Как романтично. Я буду звать вас капитаном Ломотанго.
– Идет, - быстро согласился Силантий.
– А как зовут вас?
– Мари, - просто сказала француженка.
– Какое милое имя.
– Да бросьте вы, самое обычное. Однако,
– Конечно, Мари.
И они снова закружились в танце. Силантий смотрел в бездонные зеленые глаза Мари и чуть не плакал от счастья. Казалось, еще чуть-чуть и эти глаза притянут его к себе, а затем он бросится в них, как в озера и исчезнет в них навсегда. И Силантий чуть было не бросился, но тут в зале снова возникли вращающиеся вихри. Они начали перемещаться следом за Силантием и Мари, словно бы намереваясь догнать их и поглотить. Сначала от этих вихрей удавалось уворачиваться при помощи сложных пируэтов и быстрых проходов, но вихри вращались все быстрее и быстрее, и вот один из них налетел на Мари, а другой на Силантия и танцевальный капитанский мостик исчез. Вихрь поднял Силантия вверх, сильно-сильно закружил, а потом осторожно опустил на какую-то твердую поверхность. Когда формовочная смесь, чугунные опилки и окурки опали, Силантий увидел деда Митроху.
Митроха стоял рядом, растрепанный и простоволосый, крепко прижимая к груди защитную каску с треснувшими черными очками. Он смотрел на Силантия выпученными глазами и дико орал:
– Силантий! Силантий! Ты что творишь?!
– А что?
– спросил Силантий спокойно. Он уже понял, что вихрь вернул его обратно в цех ширпотреба, переодев по дороге в штатный костюм сталевара.
– Посмотри только, что ты наделал!
– Митроха сделал широкий круговой жест брезентовым рукавом.
Да, теперь Силантий и сам увидел, что цех выглядит необычно. В воздухе висел плотный сизый туман, а повсюду валялись горячие и дымящиеся чугунные вазоны. Ими были буквально завалены все технологические проходы и другие свободные участки. Один вазон стоял даже на столе для игры в домино, а алкоголики сбились в кучу, и, прижимаясь к дальней стенке, смотрели на Силантия испуганными желтыми глазами.
– Это все я?
– спросил он, уже заранее зная ответ.
– А то кто же!
– закричал Митроха.
– Он еще спрашивает! Боже мой, что же ты наделал? Сам загрузил все четыре печи, а потом принялся как ненормальный отливать эти черные тюльпаны! Ты израсходовал весь наш месячный запас металлолома! Ты понимаешь, что ты наделал? Третья домна чуть не взорвалась. Вот они (дед Митроха указал на алкоголиков) рыдали и просились домой, но не могли выйти из цеха, потому, что ты носился как угорелый, а я ничего не мог поделать, так как у меня сильно болела и кружилась голова! Силантий, что с тобой, тебе плохо?!
– Наоборот, - спокойно сказал Силантий.
– Мне очень хорошо. А вазоны... Что ж вазоны? Лишними не будут. Теперь нам обязательно квартальную премию выпишут. Разве нам всем от этого будет плохо?
– Он еще шутит!
– воскликнул Митроха, хлопнув себя по брезентовым штанам.
– Какая на хрен премия? Премию дают, когда план перевыполняешь на четыре процента. Понял ты - на четыре процента! А не в четыре раза. Теперь нам точно нормы выработки увеличат вот, что ты наделал.
– Успокойся, Митроха, - сказал Силантий примирительно.
– Может быть, обойдется. Эх, если бы ты только знал, где я только что побывал...
Глава V
Предстояние
Следующий день был рабочим, но сокращенным в честь праздника и снова все повторилось - Силантий опять побывал на капитанском мостике "Ломотанго" и снова танцевал там с Мари. Весь Новый Год он промаялся дома в ожидании начала рабочих будней, которые так неожиданно и счастливо превратились для него в настоящие праздники, а уже третьего числа, утром, стремглав бросился на работу и танцевал там снова.
Дед Митроха как в воду глядел. Уже шестого числа, в час пополудни в кабинет директора ЗТЛ, товарища Бычина, вбежал главный инженер Легкокрылов. Махнув рукой на секретаршу Люсю, которая попыталась его остановить, Легкокрылов буквально ввалился в личное кабинетное пространство директора и прямо с порога закричал трагическим голосом:
– Беда!
– Закозление домны?!
– крикнул в ответ Бычин. Он еле успел спрятать в тумбу стола початую бутылку армянского коньяку.
"Какой все-таки идиот," - с легким профессиональным презрением подумал Легкокрылов. Вслух же он сказал:
– Если бы закозление! Ах, если бы это было оно!
Бычин, в молодости расторопный и очень способный к аппаратным интригам партийный бюрократ, быстро дорос до второго секретаря обкома, а теперь состарился, в ходе проведения очередной аппаратной интриги потерпел поражение от третьего секретаря обкома и тут же был сослан на ЗТЛ директором.
Он ничего не смыслил в металлургии, но, как всякий позднесоветский бюрократ был абсолютно уверен в своей способности управлять кем и чем угодно, а также сколько угодно долго и до тех пор, пока это будет угодно вышестоящим партийным бюрократам.
Сразу по прибытии в директорский кабинет ЗТЛ, он зазубрил несколько специальных слов и теперь бросался ими к месту и не к месту, а вся практическая работа по изготовлению продукции лежала на плечах его заместителей и главных технических специалистов.
На самом деле после падения с партийного Олимпа, главным занятием Бычина стало постоянное, медленное и вдумчивое распитие коньяков, но только самых дорогих и дефицитных сортов. В комнате отдыха у него хранился изрядный запас этого продукта вместе с десятком лимонов и двумя банками красной икры. Обычно во второй половине дня, Бычин говорил секретарше Люсе, что бы она никого к нему не пускала, так как он собирается поработать с секретной технической документацией, а Люся сейчас со своей задачей не справилась и вот - чуть не произошел конфуз. А может быть он уже и произошел, так как тарелка с нарезанным лимоном оставалась на столе и Легкокрылов, собака, конечно же, все уже понял.