Сириус экспериментирует
Шрифт:
Но Назар спас меня и себя.
Он с трудом поднялся на ноги — его движения были медленными и скованными; казалось, больше всего на свете ему хочется просто упасть на пол и припасть губами к горячей плоти Элиле, — медленно выпрямился и, тяжело дыша, двинулся ко мне.
— Канопусу пора уходить, — произнес он точно во сне. Я понимала, что, если сейчас Элиле откроет рот, он бросится к ее ногам, и все будет кончено.
— Да, это так. И Канопус уходит, — сказала я и осторожно взяла Назара под руку, боясь, что он может с отвращением отпрянуть — ведь это была не еерука.
— Назар, — произнесла Элиле вкрадчиво. Звук ее голоса пронзил меня, словно стрела, и я почувствовала, как
— Идем, — сказала я мягко. Он тихонько застонал, но покорился. Осторожно направляя своего спутника, я двинулась к пестрым шторам, за которыми виднелась веранда с изящными колоннами и пылающими жаровнями.
Я чувствовала, что следом за нами идут три путтиорянина.
Мы подошли к краю веранды. На длинной низкой скамье развалился один из гуляк. Его щека была вся перемазана собственной блевотиной — и его вид, похоже, отрезвил Назара.
— Будь осторожна, — пробормотал он, и мы одновременно обернулись, оказавшись лицом к лицу с тремя злодеями, которые тянулись к обручу на моей голове, рассчитывая на легкую добычу.
— Я убью вас, — заявила я с холодным презрением, бесстрашно повернулась к ним спиной и в сопровождении Назара спустилась по ступеням в снег, укутавший все вокруг.
Я слышала, как за нашей спиной по ступенькам, постоянно поскальзываясь, спускаются путтиоряне.
— Мне кажется, вы не поняли, — сказал Назар, обернувшись. — Эта дама — из верховного командования Канопуса. Вы знаете условия договора.
Их каменные лица, смутно маячившие в ночном сумраке, скрылись в белом тумане.
— Вызовите нам фаэтон, — велел им Назар.
И я вновь увидела тварей, которые, стряхивая с себя снег, тащили вагончик, но когда мы с Назаром забрались внутрь, я забыла и про них, и про путтиорян, поскольку мой спутник внезапно сполз на пол, закрыв глаза и прерывисто дыша. Его била дрожь. Потом он открыл глаза, и из них хлынули слезы. Обычно канопианцы не плачут — слезы стали пережитком прошлого. То, что Назар разрыдался, объясняло многое.
Я молчала, готовясь к тому, что ожидало нас впереди. Когда мы остановились рядом с третьим конусом, вершина которого терялась в снежной пелене, у подножия башни нас поджидали три путтиорянина с каменными лицами.
— Назар, — сказала я, — придется еще немного потрудиться, они здесь.
Он тряхнул головой, заставляя себя собраться. Мы выбрались из вагончика и зашагали к поджидавшей нас троице.
— Вы просто болваны, — презрительно произнес Назар.
— Ты дал нам это, — ответил один из них, поглаживая свои золотые серьги, — ты дал нам это…
— Верните их, — велела я. — Это приказ Канопуса.
Но вместо того чтобы подчиниться, они бросились наутек. Путтиорянам не хотелось расставаться со своим сокровищем, которое, как им казалось — я поняла это только теперь, — давало им власть. Они верили, что эти кусочки металла — пуговицы и браслеты и прочие мелочи — наделены частью силы Канопуса и способны даровать им могущество.
Назар мрачно и гневно смотрел им вслед, и я начала понимать, что его вспыльчивость объясняется не влиянием извне — это попросту свойство характера. А возможно, это черта, присущая всем канопианцам.
И вновь он откликнулся на мою мысль.
— О нет, — сказал он. — Это не так. Ты не должна так думать, прекрасная сирианка, ради себя самой… — При этом Назар так пристально посмотрел на мои серьги, что на мгновение мне почудилось, будто меня вновь ощупывают жадные руки в доме Элиле.
Я резко развернулась и направилась к лестнице. Я поднималась первой, Назар шел следом за мной, и так, преодолевая виток за витком, мы добрались до вершины.
Я понимала, что битва еще не окончена и самая серьезная схватка впереди. Я была готова к ней, когда мы вошли в полукруглую комнату, за окнами которой в сером утреннем свете кружился снег. Как только мы вошли, Назар
Я думала не о том, с чем мне предстоит бороться, а о богачах города Коши и об их роскошных покоях, залитых мягким светом.
Полагаю, никто из читателей не удивится, что я думала о проблемах, с которыми сталкивался Сириус, имея дело с привилегированной частью общества, — эти люди только и делали, что развлекались. Уверена, кто-то спросит, почему я не вспомнила про эти проблемы раньше — ведь я принадлежу к административной группе, которая стремится контролировать данную прослойку, поскольку полностью предотвратить ее появление невозможно. Я не раз говорила, что мы преувеличиваем значимость этого явления. Если появление класса-паразита неизбежно, следует относиться к нему как к побочному продукту при формировании более многочисленного, жизнеспособного и деятельного класса. Так на гребне мощной волны образуется шапка тающей пены. Существовало ли когда-либо общество, где не было изнеженного, деградирующего меньшинства? Вряд ли. Куда проще принять это как данность и ввести законодательные ограничения на то, что нельзя предотвратить, чтобы страх перед этим явлением не мешал заниматься преобразованием общества, как случалось нередко. Те, кто изучает данную проблему, прекрасно знают: в обществе всегда есть группировка, которая весьма красноречиво отстаивает мысль о том, что в социальных революциях нет смысла, поскольку любая революция, независимо от чистоты ее идеалов, непременно приводит к появлению горстки избранных. Эти настроения были особенно сильны после восстаний в колониях Сирианской империи на исходе Смутного Времени. Сторонники данного подхода полагали, что любые реформы и преобразования в обществе бесполезны. Само собой, такая точка зрения деморализовала людей и порождала пессимизм. Из-за этого она была временно объявлена вне закона. Сложилась парадоксальная ситуация: мы, администраторы, обещали строго наказывать тех, кто выступал против критики власть предержащих, утверждая, что склонность правящего класса к коррупции закономерна и неустранима. При этом мы всемерно поощряли критику и оппозицию, будучи до такой степени обеспокоены повсеместным цинизмом и скепсисом, что сами тайно создавали оппозиционные партии. Я была слишком известной личностью, чтобы заниматься подобной работой, но три моих отпрыска (не от Амбиена Первого) принимали в ней весьма активное участие, и я имела возможность познакомиться с их отчетами.
Теперь, имея за плечами богатый опыт, я убеждена, что предотвратить появление паразитирующего класса невозможно. В лучшем случае можно отсрочить его формирование. Разумеется, можно ограничить его права, однако устанавливая такие ограничения, вы неизбежно столкнетесь с проблемой другого рода — чрезмерно пылким осуждением этих слабых и никчемных людей. В конечном счете привилегированный класс, потакающий своим желанием, либо разрушает себя сам, либо дает повод уничтожить себя извне. Рост и расцвет данной социальной группы продолжаются очень недолго — едва сформировавшись, она начинает деградировать.
Глядя на снег за окном, я задумалась: интересно, а как решает подобные проблемы Канопианская империя? Быть может, она не ведает их вовсе? А если это так, то почему?
Я оставалась одна недолго. Эмоциональное состояние Назара вряд ли могло позволить ему расслабиться, а тем более уснуть. Я слышала, как он шумно и неловко бродит по комнате. Потом ненадолго стало тихо, а некоторое время спустя я услышала, как он входит в комнату с наружной лестницы. Видимо, он решил спуститься в продуктовый магазин. До меня доносилось его невнятное бормотание, затем Назар застонал и, как показалось мне, заплакал.